Взгляд молил: ну, сделай же, батюшка Гаврила Михайлович, хоть что-нибудь! ..
- Собирайся, пойдем! - вдруг решил Деревнин. - Есть на Москве один человечек, который в этой деревянной грамоте, может, и разберется. Я даже не удивлюсь, коли у него ее и стянули...
- А кто таков? - спросил Емельян Колесников.
- А справщик Арсений Грек, что в печатне на Никольской обретается.
- Еретик! - грозно возгласил подьячий Протасьев. - За что его на Соловки сослали, а? То-то - за ересь!
- И верно, Гаврила Михайлович, - поддержал товарища Колесников. Человек он подозрительный, у латинских попов учился и в латинской вере был, потом к туркам подался и турецкую веру принял, это на Москве всем ведомо! Мало ли греческой шелупони за патриархом иерусалимским в Москву притащилось! Хорошо хоть, не все осели, иные и прочь убрались!
- А потом что было-то? - спросил Деревнин. - Арсений сюда уж лет десять как перебрался. Ну, побывал он в Соловках - да сам же владыка Никон его оттуда и изъял! Справщиком не каких-либо, а богослужебных книг поставил! Он, Арсений, много повидал, уж ежели он не растолкует, что это за грамота, - то и никто на Москве не растолкует.
Стенька уже был в тулупе и держал наготове деревнинскую шубу с преогромным бобровым воротником. Подьячий, не вдаваясь в дальнейшие рассуждения, сунул руки в рукава и, провожаемый неодобрительными вздохами, покашливаниями и покрякиваниями, пошел к дверям, Стенька, сунув за пазуху деревянную грамоту, поспешил следом.
- А я как же? - спросил Похлебкин.
- Сиди в углу да жди.
- Постой, Гаврила Михайлович! - вспомнил вдруг Колесников. - Третьего дня ты писцам сказки перебелять давал?
- Давал, а что такое?
- Вот, взгляни...
Чтобы не париться, Стенька вышел на крыльцо. У Земского приказа, как всегда, толпился народ. Очередь бурлила, переругивалась, мужики пихались и кто-то, шлепнувшись на гузно, поехал сидя по накатанной ледяной дорожке. Стенька спустился, обошел дорожку и встал в сторонке, ожидая Деревнина.
Рядом оказался высокий, статный мужик средних лет, в остроконечном меховом колпаке, надвинутом чуть ли не ниже бровей.
- Надо бы песку принести, посыпать, - сказал он. - Еще, чего доброго, кто шею сломает.
- Вот бы и принес, - буркнул Стенька, сгорая от нетерпения. Деревнин, разбирая огрехи писцов, мог застрять надолго.
- А и принес бы, я знаю, где песка взять, - добродушно отвечал мужик. Тяжко вам, приказным, приходится. И так за день набегаешься, а тут еще под самым крыльцом такой подарок!
Мужик оказался понимающий!
- Уж точно, - довольный, что собеседник поможет скоротать время, отвечал Стенька.
- И намерзнешься, - добавил мужик.
Где-то Стенька его видел...
Человек, целыми днями расхаживающий по Красной площади, видит столько всяких рож, что куда их всех упомнить! Стенька, судя по благорасположенности мужика, решил, что когда-то оказал тому незначительную услугу - может, воришку отогнал, может, разнял закипевшую было ни с того, ни с сего, как это часто случается на торгу, свару.
- Всяко бывает, - копаясь в памяти, отвечал земский ярыжка. - Вот, подьячего своего жду, так одно спасенье - тулуп.
- Да, тулуп у тебя знатный, - похвалил мужик. - А что, не ты ли сегодня на торгу диковину нашел?
- Какую диковину?
- Сказывали, парнишка мертвый, а при нем - деревянная книжица.
- Был такой парнишка. Царствие ему небесное...
- Грешен, люблю диковинки, - признался мужик. - Я-то грамоте учен, коли какая книга полюбится - сам себе и перепишу. А что в той книжице-то было?
- А шут ее знает! - честно отвечал Стенька. - Ни буковки не разобрать.
- Я-то разобрал бы, - похвалился мужик. - А коли что путное - я бы и алтын заплатил, чтобы мне переписать дали.
- Так говорю же - не по-нашему писана!
- Так то и дорого! Может, лексикон какой?
- Что?! .
- Лексикон, сиречь словник.