Последняя игра чернокнижника - Орлова Тальяна

Тальяна Орлова

Последняя игра чернокнижника

Глава 1

– Миеллансишхтимирекатейна? Ардулаемирних?

Я села, несмотря на ломоту во всем теле, но не отводила взгляда от широкого, какого-то слишком круглого лица. У мужчины глаза невероятного цвета – светло-голубого, но настолько ярких радужек не бывает. Линзы? Простонала от боли, лежать все-таки было не так трудно. Но попыталась взять себя в руки и разобрать, что толстяк бормочет.

Он, видя полную растерянность на моем лице, повторил с паузами:

– Миелланси шхти мир екайтена?

Толстяк одет в карикатурную белую рясу, а я нахожусь в каком-то странном помещении – до рези в глазах светлом, заставленном такими же светлыми шкафами. Попыталась приглядеться, но так и не смогла понять, чем же забиты все полки. Медленно перевела взгляд вниз – на свою голую грудь, на руку, из вены которой до сих пор торчала полупрозрачная игла, осмотрела ноги. Я сижу на кровати? Нет… По мере осознания я покрывалась холодным потом. Эта штуковина с сейчас отодвинутой стеклянной крышкой – не кровать… Черт, как же она называется? Слово «капсула» отдалось в голове очередными резями. Но я не смогла даже руки к вискам прижать, не то чтобы прикрыться.

Этого не может быть. Сколько прошло времени? Уж точно не полчаса.

Толстяк вдруг подался ко мне и прижал два сложенных пальца к моему лбу. Я бы отшатнулась, если бы нашла для этого силы. Он закрыл глаза и зашептал уже себе под нос, совсем неразборчиво. Действо заняло несколько минут, а я в это время тоже прикрыла глаза, чтобы быстрее прийти в себя.

И, наконец, он заговорил совсем иначе:

– Тебя зовут Екатейна? – вот так, с ударением на «ей».

– Екатерина. Катя, – поправила я скрипучим хрипом. Язык во рту ощущался распухшим, огромным, а в горле сразу запершило. Я сглотнула, ощутив в слюне кровь.

– Понятно, – он широко улыбнулся. – Я могу подстроить разум под любой язык, как сделал только что с тобой, но письменные сообщения без образцов разобрать не всегда получается.

Образцов… Я уже смогла повернуть голову и сильно вздрогнула, вспоминая, как мне в ноги напоследок, перед тем как закупорить в этой стеклянной гробнице, бросили досье – с именем, фамилией, основными медицинскими характеристиками. Интересно, зачем, если меня отправляли всего лишь на полчаса в будущее? Сам этот факт подтверждал, что предполагались разные результаты – в том числе, если я очнусь в этой капсуле через миллион лет. Хотя вряд ли кто-то всерьез ставил на то, что вообще очнусь.

В горле першило все сильнее, на глаза наворачивались истерические слезы. Но мужчина в белом спросил снова:

– Как ты себя чувствуешь, Катя?

– Плохо, – призналась честно и все-таки раскашлялась.

– Тогда ложись, ложись, – он мягко надавил на плечо. – Зелья-то у меня есть, но тут надо подумать – твоя физиология может отличаться от нашей. Не убить бы ненароком, раз выжила. Я не убийца.

Последнее заявление обнадеживало – единственное вообще из всей истории. Потолок оказался тоже белым, но еще и сверкающим. Я просто закрыла глаза, чтобы больше не получать сигналов в мозг. Но толстяк не замолкал:

– Меня зовут Ноттен, я белый айх Ир-Раттоки и практически единственный специалист по подаркам из внешних миров. Этот гроб мне приволокли два цина назад, он снова появился в главном зале библиотеки. Как будто я один способен понять, что это означает. Признаюсь честно – после того, как я испытал на нем все открывающие заклинания, просто нажал на большую кнопку. Я чувствовал, что ты жива, потому боялся нарушить целостность упаковки обычными методами – расколоть и заглянуть. И ведь сработало, после этого крышка отъехала, а ты начала приходить в себя.

Я уловила только одно слово – самое важное:

– Снова? Были и до меня?

– Были очень похожие. Раев восемь назад первый, но внутри оказались только бумаги и предметы непонятного назначения. Я мало что понял из тех записей. А вот примерно два рая назад такой же стеклянный гроб появился уже с остатками человеческого тела – его просто разметало ровным слоем по внутренней поверхности. Затем еще один. Я смог с определенной долей вероятности установить только пол жертв: первым был мужчина, а вторая – определенно женщина, причем давшая минимум две жизни.

Я с силой зажмурилась. Плакать не хотелось, хотя паника накатывала все отчетливее. Полтора месяца назад увели Тамарку. И теперь я все же узнала о ее судьбе. Тамарка – с тихим-тихим голосом. Которая вообще никогда не нарывалась, потому что дома ее ждали двое детей.

– Катя, – он снова отвлек меня от мыслей. – Будь со мной откровенна. В вашем мире таким образом казнят преступников?

Этот проницательный человек угадал на сто процентов. Казнят. И именно преступников. По сравнению с этим способом казнь на электрическом стуле кажется очень гуманной. Но я не ответила на вопрос, а уточнила:

– В моем мире? Вы хотите сказать, что это какой-то другой мир?

– Разве не очевидно? В нашем таких технологий, которые вообще не поддаются магическому воздействию, нет.

– То есть это не Земля?

– В каком смысле – земля? Здание, конечно, находится на земле. В небо могут подниматься только крылатые элохи. Мои предшественники давно открыли существование других миров. Допускаю, что они находятся прямо здесь, в этом же пространстве, просто сдвинуты на толщину волоска друг от друга. В общем… давай сначала тобой займемся.

Я сжалась от того, что мужчина положил руки мне на талию и крепко сжал. А потом одну переместил на грудь и повел по всему корпусу, зачем-то произнося вслух очевидное:

– Две почки. Сердце смещено немного влево. Это… печень? У тебя есть и печень, Катя! – он будто поздравил. – Похоже, твоя физиология полностью соответствует нашей, что радует. Селезенка как будто немного смещена, но это может быть результатом общей травмы. Внутренние гематомы. Но в целом, все поправимо.

Я подумала над его непонятным облегчением. Вероятно, он тут что-то наподобие доктора, и добавила к озвученным выводам, чтобы хоть чем-то помочь:

– У меня четвертая группа крови, айх…

– Ноттен, – подсказал он. – Четвертая группа – как это? – он схватил меня за запястье, прижался широким носом и с шумом втянул воздух. – А-а, понял. Твои предки вступали в смешанные браки с представителями разных магических истоков?

– Вряд ли, – ответила я и почувствовала, как на апатию накатывает истерический хохот. – Хотя откуда мне знать? Я детдомовка и воровка, в данный момент мотающая срок за… да много за что. Может, мой прадедушка был благородным вампиром Эдвардом Калленом, а дядюшка – чернокнижником? Просто мне забыли сообщить.

Толстяк вдруг резко наклонился к моему уху и прошипел:

– Тихо! Тс-с, дуреха! Не зови его, он может почуять упоминание! Не хочешь видеть зла – не кричи его имя.

Я уставилась в небесно-голубые очи и промолчала. Даже не осмелилась уточнить, кого именно я зову: прадедушку или вампира. Но смеяться вмиг расхотелось – кажется, толстяк говорил серьезно. Он подхватил меня за затылок, помог вновь сесть и влил в рот густую жидкость. Я даже вкуса не поняла, но после первого глотка почувствовала облегчение.

– Снадобье не должно повредить, раз твоя пищеварительная система работает по тому же принципу. Через цин попробуем более сильное средство, если с этим не возникнет проблем. А пока спи. Спи, Катя.

Толстяк вышел из помещения, хлопнув дверью. Спать я не хотела, особенно на фоне отступающей боли. Откат был настолько ошеломляющим, будто из каждой клетки вытаскивают микро-иглу. Я просто стонала от удовольствия отступающего мучения. Но, освобожденная от боли, голова заполнялась мыслями. И радоваться было нечему. Хотя, может, все теперь, наоборот, наладится? Какой-то совершенно другой мир, абсолютно чистый лист биографии, а Ноттен производит самое лучшее впечатление.

Когда-то я думала, что самый страшный день в моей жизни случился, когда нас взяли на вооруженном ограблении. Я всего лишь стояла на стреме возле магазинчика, но за мной уже значился условный за воровство, потому судья была неумолима. Мне дали меньше, чем остальным, всего полтора года. И я даже успокаивала себя тем, что из нашей компании мало кто пока обошелся без срока. Тюрьмы я тем не менее боялась. Но все оказалось не так страшно, как я читала в дешевых детективчиках. У многих женщин за стенкой оставались семьи, к которым они хотели вернуться, потому и вели себя спокойно, никаких серьезных разборок за два месяца отбывки я так и не увидела. Мне повезло – в общей камере с нами была Тамарка, по-бытовому мудрая и бесконечно спокойная женщина. Она и мне сумела объяснить, как себя вести, и мелкие конфликты на корню улаживала. А по вечерам в темноте нам рассказывала сказки – смешно, конечно: лежат себе уголовницы и слушают детскую чушь, но никто не перебивает, каждое слово ловят. Сказок Тамарка знала много – у нее двое детей, которые остались на попечении сестры. С каким-то поразительным простодушием и без спроса она переносила на нас заботу, а мы – и не только те, кто о матерях лишь в книгах читал – вкушали ее сказки и боялись дышать, чтобы настроение не сбить.