И грянул гром - Вдовин Андрей

Я задремал. Звуки проникали в сознание, словно сквозь толщу воды. Вот протяжно скрипнули ворота, впуская повозку. Вот, кряхтя, слез с козел извозчик, запер за нами и взобрался назад.

- Ну, пошла, - он тронул поводья, старая кляча заржала, и колеса загремели по щебню.

Я с трудом разлепил глаза. День клонился к вечеру. Раскидистые ветви платанов смыкались над головой. Густая листва дробила лучи заходящего солнца, соткав на подъездной аллее причудливый узор. Я затаил дыхание, боясь спугнуть волшебство момента. Когда деревья расступились, взору открылся небольшой аккуратный особняк.

- Ну, наконец-то, а то мы все ждем-пождем, - горничная Катя вытерла о передник руки и стала споро накрывать на стол. – Устали, небось?

У меня не было сил, чтобы ответить. Дорога оказалась утомительной. Я страшно вымотался и проголодался, меня то и дело клонило в сон, глаза закрывались.

Я отужинал холодной говядиной с хлебом, и Катя проводила меня в мою комнату. Раздевшись, я задул свечу и упал на кровать, тут же забывшись глубоким сном.

На следующий день я чувствовал себя значительно лучше, сон вернул мне силы и бодрость духа. Подойдя к окну, раздвинул портьеры. Утреннее солнце тут же затопило комнату. День обещал быть прекрасным. Я с удовольствием распахнул створки, вдохнул свежий, сохранивший ночную прохладу, воздух.

- А ну слезайте. Сейчас же. Ах вы, негодница! – Женский голос старался казаться строгим.

Я выглянул на улицу. Мое окно выходило в сад. На вишневом дереве сидела девушка. Она заливисто смеялась над попытками Кати согнать ее с дерева. – Ну, погодите, барышня, все папеньке расскажу!

- Катя, ну не будь такой занудой. Уже слезаю. – Девушка вытерла перепачканные вишневым соком губы и сноровисто слезла с дерева. Она явно проделывала это не в первый раз.

Оказавшись на земле, девушка вскинула голову. Я отпрянул от окна. Стало неловко, будто я нарочно подглядывал, и меня застали за этим постыдным занятием.

Покончив с утренним туалетом, я спустился к завтраку. Катя накрыла мне за отдельным столом. Вся прислуга уже позавтракала и приступила к своим обязанностям.

- Мадам вас ожидает, - сказала Катя, когда я вышел из-за стола. Горничная робела в моем присутствии, не зная, как ко мне обращаться: я не относился ни к прислуге, ни к господам.

Мы вошли в господское крыло дома. Катя поднялась на второй этаж, постучала.

- Входите, - раздался слабый голос.

- Мадам, к вам учитель, - услышал я из-за двери.

- Пусть войдет.

Из залитого солнцем коридора я попал в сумрак. Плотные шторы почти не пропускали света. Я остановился в нерешительности, давая глазам привыкнуть к темноте.

- Подойдите, - раздался голос со стороны.

Я разглядел резную спинку кровати, высокий бронзовый подсвечник на столике рядом. Приблизился, сильно волнуясь. Это была моя первая работа, и я боялся ударить в грязь лицом.

- Присаживайтесь.

Я сел на краешек стула, выпрямив, как школяр, спину и не зная, куда деть руки.

- Совсем молод, - вздохнула с сожалением дама, словно меня не было в комнате. Я густо покраснел, возблагодарив Господа за полумрак.

- Я…

- Вы знаете ваши обязанности? – перебила мадам.

Наконец-то я смог рассмотреть обращенное ко мне бледное лицо. «Она молода, но очень изнурена. И бледность какая-то… болезненная». Создавалось впечатление, что женщине тяжело говорить. Каждое слово она произносила с трудом, делала длинные паузы.

- Мне…

- Вам предстоит учить трех барышень, моих дочерей. Александру Александровну, ей семнадцать. Зою Александровну, ей шестнадцать. И Полину Александровну, ей четырнадцать. Девочки ужасно невоспитанны и совершенно несносны. Вам представят их после обеда. Желаю удачи. – Такой длинный монолог совсем вымотал бедняжку. Обессиленная, она откинулась на подушки. Изящная рука потянулась к звонку над кроватью.

Когда я выходил, раскрасневшаяся Катя, пыхтя, взбиралась по лестнице, держа в руках миску. В коридоре витал запах уксуса.

- Бедная Наталья Степановна. Последние роды едва не убили бедняжку, - задыхаясь, произнесла Катя при виде меня.

До обеда оставалось несколько часов. От нечего делать я отправился в сад. Прогуливаясь по дорожкам, с сожалением отмечал следы упадка и запустения. Сквозь щебень пробивалась трава, плодовые деревья в саду одичали, небольшой пруд в глубине парка зарос тиной. Дом тоже был не в лучшем состоянии. Кое-где отвалилась штукатурка, на рамах местами облупилась краска. Имение явно знавало лучшие времена.

Тревога и меланхолия завладели моим настроением. Я рисовал в воображении своих воспитанниц.

- Но! Но! - послышалось сзади, когда я уже приближался к дому. Я обернулся. Прямо на меня летела лошадь, управляемая всадницей. Я так опешил, что даже не успел испугаться.

- Пррр! – Девушка ловко осадила лошадь, ушла в сторону, перескочила через живую изгородь и исчезла в глубине парка.

- Простите! – донеслось до меня запоздалое извинение.

Меж деревьев мелькнула юбка амазонки.

- О, Господи, - я опустился на ближайшую скамейку. Сердце бешено колотилось, ноги ослабели, руки дрожали. Я только сейчас осознал, что едва не оказался под копытами. «Убит по приеме на службу, - попытался взбодрить себя шуткой. – Достойно заметки в губернских ведомостях».

Просидев около получаса и немного успокоив нервы, я двинулся к дому.

- Можно мне накрыть в комнате? – спросил Катю, заглянув на кухню.

Я все еще не пришел в себя окончательно. Поднявшись к себе, прилег. Катя внесла поднос, поставила на прикроватную тумбочку. Впрочем, утреннее происшествие не умалило моего аппетита. Поел я с удовольствием и даже подумал о добавке – молодость брала свое.

Пришло время знакомиться с воспитанницами. Я придирчиво осмотрел себя в зеркале, поправил галстук, одернул сюртук. Чувствовал себя как перед экзаменом. В груди летали восторженные бабочки, однако ноги предательски дрожали.

Знакомство состоялось в гостиной.

- Александра Александровна, - важно произнесла Катя, представляя рослую девушку с темными волосами и родинкой над верхней губой. Я узнал утреннюю наездницу. «Вот кому не хватает розог» - мстительно подумал, глядя в невинные девичьи глаза.

- Антон Осипович, - Катя представила меня. Я поклонился, барышня сделала изящный реверанс.

- Зоя Александровна, - белокурая девушка склонилась в реверансе.

- Антон Осипович, - поклон. «А вот и любительница вишни», - отметил я.

- Полина Александровна, - девочка была ниже и бледнее сестер. Она в свою очередь сделала реверанс.

Катя в третий раз произнесла мое имя, я в третий раз поклонился. Выполнив задачу, горничная с облегчением удалилась. Я остался с девушками наедине. Повисла неловкая пауза.

- Расскажите, что сейчас носят в столице? – прервала молчание Александра.

Плотину прорвало. Девушки затараторили, перебивая друг друга. Каждой хотелось что-нибудь узнать о жизни Санкт-Петербурга.

- Антон Осипович, а, правда, что наследник тайно обручился с графиней? – Девушки были так милы в своей непосредственности.

Я почувствовал свою важность. Бедняжки, здесь, в глуши, до них так редко доходили новости из первопрестольной. Известные им факты из жизни столицы давно пропахли нафталином, туалеты безжалостно устарели, манеры за версту отдавали провинциальностью.

И все же… все же они были очаровательны, милы, прелестны. Я привязался ко всем трем, честное слово. И к бойкой Александре, и к мечтательной Зое, и к застенчивой Полине. Три грации, три чаровницы, три бутона, готовые распуститься. Так непохожие друг на друга и в то же время так схожие в своем желании любить и быть любимыми, кружить головы кавалерам и танцевать ночи напролет.

Дни в имении текли лениво и неторопливо. На смену весне пришло лето. Мы с воспитанницами сменили душный класс на лужайку в парке, устроившись возле пруда, под тенью раскидистого дуба. От воды веяло прохладой. Барышни обмахивали веерами разгоряченные лица. Я то и дело подносил к лицу платок.