Ранхус мысленно ругал себя за невнимательность и некоторое попустительство к делам Гнёзда. А ведь ещё дед предупреждал его, что нельзя упускать из рук нити управления этой территорией. Уйдут, как пришли. Закроют тоннели, и поминай, как звали. Может, дело к этому и идёт? Роют себе потихоньку новые проходы в сторону Навакра. Теперь-то средства позволяют, когда подводы с рудой и минералами сплошным потоком идут на продажу во все стороны света. В тот же Навакр, только кружным путём.
Но, причём тут Лангай?
Ранхус понял, что загнал себя этими размышлениями в тупик, а к причине воодушевлённого поведения посла так и не приблизился.
— Джент Юсташ-Кин, давайте отбросим дипломатию, и вы мне прямо скажете, какая надобность заставила вас… — Ранхусу очень хотелось сказать: "Кривляться передо мной", но этим бы он нанёс непоправимый ущерб отношениям с Лангаем, так как оскорбить посла, значило оскорбить самого раджу. Пришлось сказать не то, что хотелось: — Заставила вас проявить столь душевное отношение к моей персоне?
По какой причине лангайцы считали себя высшей расой, избранным народом, не знал никто во всём мире, но давно смирились с их высокомерным поведением и не обращали на это внимания. Почти не обращали внимания. Смотрят со снисходительным превосходством? Так они и друг на друга так смотрят, даже на собственного раджу. Эмоций не показывают? Сила традиций и воспитания. Наоборот, когда на лице лангайца улыбка появляется — страшно становится: чего это вдруг? Вот правитель Лигра и решил не ходить кругами да рядами, а выяснить всё без обиняков.
— Ваша помощь, Светлоликий владыка, — расплылся в слащавой улыбке посол.
Ранхус сумел удержать на лице невозмутимое выражение, и даже чуть склонил голову, как бы соглашаясь. Но новая волна беспорядочных мыслей затопила его голову.
Когда и какую помощь он оказал Лангаю? Не было никакой помощи! Или кто-то это сделал за его спиной? Вообще, какая помощь вдруг понадобилась всесильному радже? Чего он не знает в собственном государстве?
Юсташ-Кин так и не удосужился что-либо прояснить королю Лигра, ещё раз десять поблагодарил неизвестно за что Светлоликого владыку, и удалился восвояси, не стирая с лица дурной улыбки.
— Ничего не понимаю… — буркнул Ранхус и пригубил бокал с вином. Он только собрался вызвать секретаря для разъяснения некоторых животрепещущих вопросов, но яркая вспышка света справа заставила его резко повернуться. Витражная дверь снова отразила луч солнца, на мгновение ослепив мужчину. Но он уже знал, кто посмел нарушить его трапезу. Жестом остановив слуг, король, сквозь стиснутые зубы, произнёс имя: — Ксора…
— Я на пару минут, — чуть виноватым, но уверенным тоном сообщила женщина, стараясь не смотреть на Ранхуса.
Мужчину это обидело. Да, он виноват перед ней. Не сдержал данного слова. Но, он — человек, просто человек. Значит, имеет такие же пороки и слабости, как и другие люди. Разве можно за это наказывать столь жестоко? И не смотреть, вот так, демонстративно отводя глаза и чуть ли не отворачиваясь.
— Оставьте нас! — слуги, с поклоном, покинули трапезный зал. Ранхус встал и приблизился к гостье. — Ксора, — он попытался обнять её, но женщина ловко увернулась. Больше попыток не было. Поймать бывшую возлюбленную в объятия было невозможно, если она того не желала. Проверено не однократно. — Ты жестока! Ты столько лет не приходила.
— Приходила. К дочери. Часто, — односложно и совершенно безэмоционально произнесла гостья.
— А я, значит, до сих пор не прощён? — с небольшим нажимом поинтересовался Ранхус.
— Прощён, — тон Ксоры остался прежним.
— Тогда, почему ты так холодна? — горечь в голосе короля была сравнима с мольбой.
Она, наконец, подняла на него глаза.
— Ты забыл, кто я? — голос женщины чуть потеплел, а взгляд ласкал, как когда-то, очень давно, но всё равно надежды никакой не сулил.
— Нет, — сдался Ранхус. Повернуть разговор в нужное ему русло не вышло. Собственно, никогда не получалось. Ксора всегда была честна и прямолинейна, в отличие от прочих женщин, которые говорят: "Нет!", а думают: "Может быть". — Прости. Какое у тебя дело?
— Я пришла за ней. Она уже готова, — взгляд женщины соскользнул с лица Ранхуса и замер на вазоне с цветами.
— Что? Уже?! — король знал, что такое время настанет, но никак не предполагал, что оно придёт так скоро. Ранхус был готов на самые безумные поступки, ради того, чтобы дочь… любимая дочь, осталась с ним. Но, это было невозможно. Это он тоже знал всегда. — И… куда ты её поведёшь?
— В Лангай.
Ранхус заскрипел зубами от собственного бессилия. Король, властитель государства, вершитель чужих судеб! Не в праве что-то запретить этой женщине и её дочери… своей дочери. Таков договор.
— Так вот о какой помощи твердил мне посол, — усмехнулся он невесело, — а я себе чего только не напридумывал! Ты её заберёшь прямо сейчас?
— Нет, через два месяца, что нужны на дорогу в Лангай. И, Ранхус, прошу, не пытайся вмешиваться в её судьбу. Ты здесь не властен.
Она ушла также стремительно, как и появилась.
— Ровно две минуты, — отрешённо констатировал Ранхус. — Ты всегда держишь своё слово, Ксора. Всегда.
Поразмышлять на тему: как оставить дочь у себя во дворце, или, хотя бы в пределах досягаемости, и не отправлять в далёкий Лангай, Ранхусу не позволил новый посетитель. Обычно, когда король давал приватный обед, никто не смел его беспокоить. Обычно. Но не сегодня. Коли уж Ксора нарушила протокол, то почему бы и Шарлю не ввалиться в трапезный зал и не порешать свои проблемы? Или не свои? Кажется, за дверями мелькнуло розовое платье Емины.
— Отец, — решительно начал свой спич Шарль, убедившись, что его бесцеремонное вторжение в обеденный зал не повлечёт за собой гнева монарха, — мне уже двадцать шесть лет!
— Спасибо, что напомнил, — с издёвкой ответствовал король. С некоторых пор он ждал подобного разговора с наследником, ведь принцепс уже давно перешагнул тот возраст, когда сам Ранхус взошёл на престол. Тогда так сложились обстоятельства. Но, разве это имеет значение, когда молодая поросль рвётся к власти? — И… какие желания тебя снедают в столь почтенном возрасте?
На лице Шарля отразилось некоторое замешательство. Молодой мужчина даже слегка покраснел, но взял себя в руки.
— Желания… Да, именно желания. Вы всё правильно поняли, экселенц. Поэтому, я прошу разрешения переехать в Тисовый дворец!
Король понял, что ничего не понял, но, в отличие, от наследника лицо умел держать великолепно. Лёгкая улыбка застыла на губах, а доброжелательный взгляд давал надежду Шарлю, что его просьба будет выполнена. Впрочем, сама просьба никаких вопросов у Ранхуса не вызывала. Хочет принцепс жить отдельно, так, кто ж ему запреты чинить будет? А вот причина данного желания не ясна. Надоела родительская опека? Хочется полной свободы? Или… заговоры планировать безопаснее и удобнее? Об этом думать и предполагать, конечно, не очень хочется, всё-таки сын родной. Но, разве мало примеров в истории, когда жажда власти не щадила ни отцов, ни братьев, ни малых детей, если те могли предъявить свои права в будущем.
— Разумеется, вы можете туда переехать, — включил дипломатию Ранхус, — но, что тебя не устраивает в этом? Разве Тисовый дворец лучше Радужного?
Шарль снова зарделся и по-детски выпятил нижнюю губу. Тут же опомнился, так как был неоднократно руган за эту привычку, смутился ещё больше, и, казалось, был готов пойти на попятную. Вместо этого принцепс сжал кулаки, смело взглянул королю в глаза, и решительно заявил:
— Я хочу свой харам!
Ранхус мысленно облегчённо выдохнул, а мимикой изобразил живую заинтересованность проблемами сына.
— Харам? Ты уверен?
— Да! — и, предупреждая следующий вопрос отца, добавил: — Емина не против!
— Раз так… Пригласи-ка её сюда. По-моему, она ждёт тебя за дверью.
Юная жена Шарля с достоинством прошествовала к королю и грациозно поклонилась.