Но Шон Макконелли – симпатичный молодой парень, студент института химических технологий, посетивший мой офис пару дней назад, – ничего об этом не знал. И потому, первым делом, оказавшись слитой с его сознанием, я заставила тело Шона вдохнуть и сделать глубокий выдох. Затем еще и еще, пока плечи не расслабились, пока не перестал дребезжать от раздрая мозг.
«Спокойно парень, все отлично!»
Нет, я никогда не говорила с клиентами из их собственного разума, хотя и могла. Я вообще не выдавала своего присутствия, и тому находилось две причины. Первая – меня восприняли бы еще одним личным внутренним голосом и потому не прислушались бы. Вторая – понимание, что внутри тебя сидит еще один посторонний человек, очень быстро способно сдвинуть «фишку» и надолго выбить из нормальности. Из чего ясно – тоже не вариант.
Вместо этого я какое-то время наслаждалась «не собой»: рассматривала просторную аудиторию, где прямо сейчас шел экзамен, пустой лист, лежащий на парте под руками (большими руками парня с квадратными чистыми ногтями, хи), ручку с надписью «НордАвиа», отключенный сотовый черного цвета. Сидящий напротив аудитории седой профессор вид имел импозантный и расслабленный, но за студентами следил орлиным взором.
Шон волновался. Я же пока не вчитывалась в билет, который комкали пальцы. Я сканировала внутренние ощущения человека, частью которого оказалась: раздражение от того, что тему билета про «промышленный катализ» он когда-то читал, но, кажется, сейчас напрочь забыл; радость от предстоящей вечером у друга вечеринки; азарт от того, что некоего Рича, если тот будет задираться, он на этот раз побьет. И флер нежности… Потому что слева от нас сидела сочная молодая девушка-блондинка в розовом джемпере и рассеянно кусала накрашенные блеском губы. Шон ее хотел. Для души, для тела, для разговоров, для минутных и длинных встреч, для полного спектра эмоций, который парень может испытать с понравившейся ему дамой. А поверх нежного флера адская паника – ГДЕ ОНА???
Это про меня.
Конечно же, ему скоро отвечать на вопрос, а он сидит и думает о том, когда же я, наконец, появлюсь и помогу ему успешно сдать экзамен. Потому что, если он его не сдаст, его не допустят к следующей сессии, а там недалеко и до отчисления. Тогда уж точно – прощай блондинка. Ведь девушки дураков не любят, они любят успешных.
От хода мыслей Шона я фыркнула. Мы сами себя не любим дураками, но любим успешными – вот и вся разница. Ключевая, я бы сказала.
И все же, этот клиент мне нравился. Нравилась сумбурная голова, похожая на залитую солнцем подростковую комнату: на полу разбросаны носки, шорты и футболки, на стене баскетбольное кольцо и круг дартса, в углу клюшки для хоккея, пылится за шторой футбольный мяч. В шкафу над зеркалом плакат рок-группы, а рядом фото девушки с соседнего потока, с которой Шон пока еще даже не осмелился заговорить. В этой комнате я ощущала себя рыжей кошкой, растянувшейся поверх мягкого теплого пледа. Хорошо, уютно. Нравилось мне и раскачанное в тренажерном зале тело – гибкое, податливое, сильное. Нигде ничего не болит, не ноет и не тянет, как у стариков. Все молодое, рабочее, крепкое.
Мне стало забавно, и я мысленно улыбнулась.
Мое собственное тело сейчас лежало на кровати в спальне – смотрело осознанный сон в квартире Айрини.
«Я здесь. Все отлично!» – отправила Шону не мысль, но отчетливое ощущение уверенности, спокойствия и надежности. «Я тут. Все сдадим!»
Нет, я не знаю назубок все темы мира, и уж точно не специалист в химической промышленности, но, если нужные знания не отыщутся в голове Шона, я подключу его к той версии себя, где он эту тему читал. Делов-то. И почему люди постоянно забывают, что это все Игра, и так напрягаются? Собственно, я тоже иногда забываю. Тем интереснее.
– Мистер Макконели, вы уже полчаса сидите, ничего не пишете. Хотите устно?
Профессор, конечно, уловил нервозность сидящего во втором ряду молодого человека и не преминул отвесить комментарий.
– Хочу.
У Шона от моего неожиданного ответа короткие волосы на затылке поднялись дыбом.
«Все, красавчик, я перехватываю управление, подвинься!»
Теперь испуганный парнишка сидел в углу, а невидимые поводья лошадей, запряженных в колесницу его жизни, держала я.
– Садитесь, я буду только рад.
Профессора звали Альберт Ван Линч. Красивое, достойное седобородого джентльмена, имя я вычитала в закоулках сознания.
– Я готов отвечать, мистер Ван Лич.
– Слушаю, слушаю…
Умные глаза пробежали по теме билета. Меня же, точнее Шона, сейчас сверлила недоверчивыми и завистливыми взглядами вся аудитория, включая Лию – девушку в розовом. Сейчас мы покажем ей класс…
И понеслось.
– Катализ, – Шон прочистил горло, – химическое явление, суть которого заключается в изменении скоростей химических реакций при действии некоторых веществ. Их называют катализаторами. Каталитические реакции весьма распространены в химии и некоторые из них можно провести в домашних условиях…
Оказывается, он все это читал, и мне не пришлось прибегать к сложным манипуляциям с его же версией из параллельного пространства.
– … важное свойство катализаторов заключается в способности повышать избирательность протекания реакций. Если какие-то реагенты могут реагировать между собой по разным направлениям (то есть давать несколько различных продуктов), то с участием катализаторов во многих случаях образуется только какой-то один продукт реакции…
Аудитория притихла. Перестали скрипеть скамьи, шоркать по полу подошвы ботинок. Кто-то плохо прокашлялся и умолк. Профессор смотрел удивленно. Я балдела. Всего лишь открыла доступ к его же собственной памяти, которая на самом деле хранила абсолютно все, что когда-либо воспринимала.
Шон не сбивался. Вещал как преподаватель – неспешно, с толком, с расстановкой.
– … Катализ принято подразделять на следующие типы: гомогенный, гетерогенный, ферментативный…
А дальше шли столь заковыристые названия и формулы, что я перестала воспринимать слова связанной речью, скорее фоновым радио, сама же рассматривала черные лаковые пуговицы на пиджаке Альберта, кустистые завитки его бороды. Момент «сейчас» всегда прекрасен, всегда правилен и идеален в своей абсолютной неидеальности. В сбивчивом дыхании студентов за спиной, в собственных вспотевших подмышках, сухих губах профессора, которые тот подпирал костяшкой среднего пальца. В мухе, сидящей на подоконнике у окна, в расположении бликов солнечного света на досках пола; чьем-то голосе за дверью, новом кроссовке, с утра натершем большой палец ноги.
Шон сдал.
Сдал так, что ему готовы были аплодировать свои же. Альберт ставил свою заковыристую роспись в зачетке со столь гордым видом, будто лично клонировал и вырастил умного Шона в пробирке собственными руками.
«Молодец!» – грел взгляд. Теперь не орлиный, а по-дедушкиному добрый за внука. «Так держать!»
И за эти моменты я люблю свою «профессию».
Когда Шон встал, развернулся и зашагал к проходу вдоль рядов, он чувствовал себя победителем. Властелином мира, его полноправным управляющим, едва ли не Создателем. Сияющей рок-звездой, любимчиком Вселенной, сыном Бога Богов.
И я вместе с ним. В этот момент я пропитывалась его «везучестью», обожанием самого себя, полнейшим восторгом от момента. Мы приходим жить за ощущениями и забываем их «ощущать». Позволять себе это делать. А я не забывала. Если бы меня можно было бы представить шариком, то сейчас я надулась бы от счастья до предела. Своего? Чужого? Не бывает разделения, бывает просто счастье.
И на радостях я помогла Шону преодолеть страх и подмигнуть-таки блондинке, которая тут же зарделась нежным румянцем.
Все, Шон был счастлив. То был его день. И мне даже жаль было его покидать на крыльце университета.
Но то была его жизнь, а мне пора возвращаться.
Однако он же – Шон Макконелли, паренек, полюбившийся мне своей незамысловатой простотой и незамусоренностью, – спустя сорок минут стоял перед дверьми агентства «Счастливая Судьба». И протягивал мне в качестве презента плетеную корзинку, доверху наполненную шоколадом и чаем.