- Нет, зачем же? С помощью анализа его намеков, изучения других сделанных им открытий и с помощью воображения, которое способно все это объединить, создав образ Ферма.
- Конечно, "бессмертного академика", как это принято во Франции.
- Он даже не слышал о таком звании. Бессмертного, но не по выбору старцев в мантиях или по королевскому указу, а по сделанному им вкладу в науку, ощутимому и в наши дни.
- И у вас, говорите вы, состоялась встреча с ним? - наседал Олег.
- Я вообразил ее. А "беседа" с ним вылилась в чтение его трудов, изданных полвека спустя его сыном Самуэлем, тоже ученым и поэтом, как отец.
- Так! И что же вам сказал "при свидании" Ферма?
- В его отказе публиковать свои доказательства, пожалуй, было больше скромности, чем желания возвыситься над всеми, кому он предлагал найти им найденное. Но вместе с этой его чертой в нем можно увидеть и кое-что поглубже. Например, не без скрытого лукавства пишет он на полях книги Диофанта замечания, неоднократно употребляя частицу "ни". И вовсе не для усиления отрицания, а для того, чтобы подчеркнуть существование единого, общего способа разложения степени на сумму слагаемых той же степени.
- И есть такая формула?
- Конечно, есть! Я отыскал бином Ферма, несправедливо забытый. Отталкиваясь от него, я прошел путем Ферма к доказательству его Великой теоремы.
- Кажется, вы докажете сейчас если не теорему, то реальность своего путешествия к Ферма, - пошутил я.
- Пожалуй, результат математического вывода может служить таким доказательством.
- Так вы же сможете получить знаменитую премию, обещанную за доказательство теоремы Ферма!
Аркадий Николаевич усмехнулся:
- Это немецкий любитель математики Вольфскель в 1908 году завещал сто тысяч марок тому, кто докажет теорему Ферма.
- Но, по вашим словам, вы это сделали!
- Нет. Я лишь нашел доказательство у Ферма.
- Значит, вы действительно побывали у него, перебирали его записи и смело можете рассказать, как он выглядел триста лет назад.
- Записи перебирал, это верно. Мне он представляется из моей "машины времени" (воображения!) веселым, толстым и многодетным человеком, который служил в суде, попутно занимался математикой для души, делая гениальные открытия, не придавая им особого значения. Что же касается получения премии, то она принадлежит его потомкам, а не мне. И вряд ли может их обрадовать.
- Ну что вы! Сто тысяч марок - это вещь! - заметил Олег.
Аркадий Николаевич расплылся в улыбке:
- Вам, конечно, известно, что одинокая и богатая почитательница Жюля Верна после его романа "Из пушки на Луну" завещала свое значительное состояние первому человеку, который ступит на Луну. Им оказался Армстронг. И не так давно в Париже ему вручили премию дамы XIX века. Но, увы, после двух мировых войн и многократных девальваций франка завещанной суммы хватило астронавту лишь на покупку легкого плаща на память о щедрой парижанке. Боюсь, что остатков премии Вольфскеля в марках хватит разве что на одни рукава.
- Но не можете же вы утаить от всего мира то, что нашли у Ферма, неважно, побывали у него или нет! - горячился Олег.
- Увы, вы сами прочитали в этой брошюре предупреждение. Кто согласится разделить со мной ответственность за найденное мной у Ферма его доказательство? Кто поверит в это?
- Но вы же не мнимая величина, а реальный человек?
Вместо ответа Аркадий Николаевич протянул визитную карточку, напечатанную на меловой бумаге машинописным шрифтом: "Аркадий Николаевич КОЖЕВНИКОВ, Главный специалист института Сибгипротранс. Новосибирск". На обороте от руки - адрес: "630076, Новосибирск, 76, Вокзальная магистраль, 17, кв. 23".
- Прекрасно, - сказал я. - Теперь математики вас найдут, не говоря уже обо мне! Если вы, конечно, не растворитесь сейчас в воздухе.