– Я улетаю! До встречи! Я вернусь!
Сверкали молнии, громовые раскаты гремели не переставая. С гор надвигалась буря.
– Уходите все с поля! – закричал я, захлопывая крышку люка.
Задраив ее намертво, я плюхнулся в кресло пилота и задействовал все системы.
На экране я видел уходящих зверей. По полю растекались клочья тумана, первые капли застучали по корпусу корабля.
Я взлетел, когда пришла буря.
Корабль, пробив облака, вышел за пределы атмосферы, и уже находясь на орбите, я задал ему маршрут полета.
Так происходит всякий раз, когда я покидаю Вольную. И все оттого, что я хочу это сделать незаметно. И каждый раз у меня ничего не выходит.
Как бы то ни было, а все же приятно знать, что тебя где-то ждут.
В нужный момент я покинул орбиту и мой корабль устремился прочь от планеты. Несколько часов подряд меня мутило, руки неожиданно начинали дрожать. Я курил сигареты подряд одну за другой, пока в горле не пересохло. Там, на Вольной, я был властелином целого мира. А теперь вот снова приходилось пускаться в опасное путешествие. В какой-то момент я чуть было не поддался паническую желанию повернуть назад. Но потом я вспомнил о Кати, о Марлинге, о Нике – бедный карлик, как давно его уже нет на этом свете – вспомнил о своем брате Чаке и, ненавидя самого себя, продолжал полет к точке фазоперехода.
Это произошло, как всегда, внезапно. Корабль прошел фазу и управление перешло к автопилоту.
Я расхохотался, и совсем как в старые добрые времена, мне вдруг стало абсолютно наплевать на все поджидающие меня опасности.
Что из того, если я погибну? Ради чего, черт возьми, я живу? Чтобы жрать деликатесы? Или, может, чтобы развлекаться с куртизанкой, нанятой по контракту? Чушь! Рано или поздно все попадут в Токийский Залив, и даже мне придется в один прекрасный день закончить в нем свои дни. Я понимаю, что никуда от этого не денешься. Так уж пусть лучше это произойдет на моем пути к благородной цели. Я не хочу тоскливо увядать, ожидая пока кто-нибудь не придумает способ прикончить меня в собственной постели.
…И тут на меня нашло. А все из-за этого фазоперехода.
Я запел литанию, написанную на языке еще более древнем, чем само человечество. Я пел ее впервые за долгие годы, потому что впервые за эти годы чувствовал себя готовым ко всему.
Казалось, что свет в кабине померк, хотя я был уверен в том, что светильники горят столь же ярко, как и всегда. Огоньки приборов на консоли управления уплыли куда-то вдаль и превратились в горящие глаза ночных хищников, следящих за мной из темноты леса. Мой голос, казалось, исходил из груди другого человека, который, в результате какого-то немыслимого акустического эффекта был где-то далеко впереди. Оставаясь собой, я следовал за ним.
Постепенно к моему голосу стали присоединяться другие – призрачные, высокие, замирающие и колышущиеся, как будто влекомые бесплотным ветром. Вскоре мой собственный голос затих, но невидимый хор все продолжал, ни к чему не обязывая, едва слышно петь. Я уже не мог разобрать слов. Меня окружали неподвижные немигающие глаза, где-то вдали виднелось слабое свечение, похожее на закат солнца туманным вечером. Я понял, что все это сон, что я могу проснуться в любой момент, как только захочу. Но я не хотел. Я двигался туда, в эту мглу, на запад.
Через некоторое время я оказался на гребне утеса, дальше идти было некуда. Надо мной простиралось бледное бесцветное небо, внизу была вода. Огромное, тусклое пространство, которое я никогда не смогу преодолеть. По его зыбкой поверхности пробегали редкие блики, туман клубился над ним, принимая самые причудливые очертания.
Вдали от того места, где я стоял, вздымались холодные скалы, образуя причудливую террасу, окруженную гранитными бастионами.