– Взгляни только на этот закат, – решил я сменить тему разговора.
Он смотрел минуту-другую, потом произнес:
– Хорошо фы их потрумянили, сэр.
– Спасибо за комплимент. Можешь оставить коньяк и сигары и быть свободен. Я посижу еще немного.
Оставив сигары с коньяком на столе, он выпрямился в полный рост – во все свои восемь футов, отвесил поклон и сказал:
– Счастлифого пути, сэр. И спокойной ночи.
– Приятных снов, – отозвался я.
– Плаготарю фас, – и он растаял в сумерках.
Когда подул ночной бриз, и лягушки вдали затянули баховскую кантату в своих болотах, моя багряная луна, Флорида, взошла в том же месте, куда опустилось усталое солнце. Цветущие по ночам розоодуванчики испускали в бирюзовый воздух вечера свой аромат, звезды рассыпались по небу, словно алюминиевое конфетти. Рубиново-красная свеча тихо потрескивала на столе, омар таял во рту, как масленый, шампанское было ледяным, как сердце айсберга. Меня охватила какая-то грусть, мне хотелось сказать окружающему меня миру: «Я вернусь!»
Итак, я закончил с омарами, шампанским, шербетом и прежде чем плеснуть себе рюмочку коньяку, закурил сигару, что, как мне не раз говорили, является признаком дурного вкуса. В оправданье мне пришлось произнести длинный тост обо всем, что попалось мне на глаза, и под конец я налил себе чашечку кофе.
Завершив ужин, я поднялся и обошел вокруг того большого, сложного здания, которое я называю своим домом. Достигнув бара на Восточной Террасе, я устроился там поудобнее с очередной рюмкой коньяка, не торопясь раскурил сигару, уже вторую за сегодняшний вечер и стал ждать. Наконец появилась она, принеся с собой, как всегда, запах роз.
На Лизе было что-то мягкое, шелковисто-голубое, пенящееся вокруг нее в свете фонарей, все такое искрящееся и воздушное. На руках у нее были белоснежные перчатки, на груди сверкало бриллиантовое ожерелье. Ее светлые волосы были нежного пепельного оттенка, на бледно-розовых губах играла едва заметная улыбка. Сейчас голова ее была склонена на бок, один глаз закрыт, другой прищурен.
– Приятное свидание при лунном свете, – произнесла она, и легкая улыбка неожиданно превратилась в ослепительную. Я все рассчитал так, чтобы именно в этот момент вторая луна, слепяще-белая, взошла над горизонтом. Голос Лизы напоминал мне пластинку, которую заело на одной высокой ноте. Пластинки теперь никогда не заедают, но я-то помню и иные времена.
– Привет, – сказал я. – Что будешь пить?
– Виски с содовой, – ответила она, как обычно. – Какая чудесная ночь!
Я заглянул в ее голубые глаза и улыбнулся. – Да, пожалуй. – Я ввел в машину заказ, и вскоре передо мной появился стакан с выпивкой.
– А ты изменился. С тобою стало проще.
– Наверное.
– Что у тебя на уме? Что-нибудь плохое?
– Может быть, – я пододвинул стакан к ней поближе. – Сколько там получается?… Уже месяцев пять?
– Чуть больше.
– Твой контракт был на год?
– Да.
– Я его расторгаю, – с этими словами я протянул ей конверт.
– Что ты хочешь этим сказать? – улыбка застыла на ее губах, затем медленно исчезла.
– Как всегда, лишь то, что сказал.
– Ты имеешь в виду, что я тебе больше не нужна?
– Боюсь, что так. Здесь вполне достаточно, чтобы ты выбросила из головы дурные мысли, – и передал ей второй конверт.
– Тогда почему? – продолжала настаивать она.
– Мне нужно уехать. Тебе нет смысла скучать здесь все это время.
– Я подожду.
– Мое отсутствие может быть долгим.
– Тогда я поеду с тобой.
– Даже если это опасно? Даже если тебе, быть может, придется погибнуть вместе со мной?
Я надеялся, что она скажет «да». Но все-таки, мне кажется, я немного разбираюсь в людях. Поэтому я позаботился заранее о рекомендации.
– В наше время такое случается, – пояснил я. Иногда даже мне приходится идти на определенный риск.