Спать вроде как и не хотелось. Но я все-таки лег, и честно попытался подремать. Получилось, и даже сон мне сниться начал. Снилось, что мы снова бежим по темным, ночным улочкам Неаполя, с опаской поглядываем на Арнольда, что тащит беспамятного Маркуса, одним лишь каменным лицом редких прохожих распугивая... Но в отличии от настоящего нашего бегства, всего три дня назад случившегося, я прекрасно знал - мы прямо на засаду движемся. Знал - и не мог о том сказать. Знал - и шел вперед. Как Искупитель, навстречу римским солдатам с апостолами движущийся...
Вот только Искупитель не зря Богу-отчиму в Гефсиманском саду молился. Минула его смерть постыдная, принес он в мир Слово...
А я что хорошего совершил? Если не брать в расчет прежнюю мою жизнь?
Ну, помог Маркусу с каторги убежать... помог ему новых друзей и защитников обрести... в порту до беспамятства дрался, себя не щадя, лишь бы он спасся...
Неужто и вокруг Искупителя, кроме одиннадцати и одного - еще и другие апостолы были? Те, кто раньше торжества веры погиб?
Я уже совсем проснулся, лежал, уткнувшись лицом в опилки, слабо-слабо живым деревом пахнущие, и думал. Не о побеге. Об Искупителе. О Маркусе. О Святом Слове. О Святом Писании.
Может быть Маркус мне поможет? Ведь что ни говори, а он - новый мессия! Пусть даже еще маленький...
Вроде как не было такого, чтобы Искупитель своим верным слугам не помог! Даже когда одиннадцать проклятых его предали и отвернулись разве укорил он их? Напротив! Каждому должность немалую предложил, каждому хотел Слово дать. Другое дело, что они в своем заблуждении не раскаялись. Давным-давно я проповедь одну слушал, хорошо священник излагал, даром что брат в Искупителе, а не в Сестре. Как молил Искупитель ослушников: "Истинно говорю вам - я есть Царь Земной и Царь Небесный. Покайтесь в грехах своих, ибо кто из нас без греха? Нынче же будете со мной на римском престоле!" Вот только не покаялись апостолы-отступники. И сказал тогда Искупитель: "Прощаю вам все грехи земные, а грехи небесные не в праве простить. Идите, и больше не грешите!" Обнял верного Иуду Искариота, и ушел во дворец, и скорбел три дня и три ночи...
Ушли они, одиннадцать проклятых. И никто их не сажал в подземный зиндан, чтобы там раскаивались в грехах небесных.
Воззвать бы сейчас к новому Искупителю, Маркусу, помощи у него попросить!
Только не услышит. Мал еще новый Искупитель. Нет у него таких сил, чтобы прийти в Урбис, отворить все двери и вывести меня на свет...
Я даже вздохнул, картину эту представив. И тут же сам себя устыдился. Когда такое бывало, чтобы я, Ильмар Скользкий, лучший вор Державы, на чужую помощь надеялся? Пусть даже на помощь божественную? Сестру попросить, чтобы вразумила, Искупителю о милости взмолиться - это да, без этого никак. Но чтобы на подлинное чудо надеяться - не было такого! Это значит уподобиться святому миссионеру из притчи, который при потопе Искупителю молился, а плот сколачивать не стал, к проходящему кораблю не поплыл, так и утоп тихонько, в молитве искренней, чтобы потом от Искупителя укоризну услышать: "Разве не дал я тебе бревен и веревок? Разве не послал к тебе крепкий корабль?"
Чудо - оно лишь к тому приходит, кто его увидеть сумеет.
А не увижу - буду грехи небесные во тьме и холоде замаливать...
Интересно, что же имел в виду Пасынок Божий, о грехах небесных мне говоря? То, что убил я святого брата, меня убить пытавшегося, по дороге из Амстердама в Рим? Или тех святых братьев, что покалечил я в жестокой схватке в Неаполе? Может и убил кого... не докладывали.
Странно это.
Юлий, Преемник Искупителя на земле, вроде как искренне говорил. Без злобы. Не мог он не понимать, на какие муки меня обрекает.