Смутился от собственной смелости, а может, всколыхнулось что-то в душе – оттуда, из прошлой жизни, когда Ленин был безоговорочно велик и безупречен, и отвел новый председатель горисполкома взгляд от пустых зрачков гипсового Ильича. Однако замешательство было недолгим: Карповский усмехнулся, и, отсекая от себя прошлое, переступая в себе последнюю, неожиданно объявившуюся грань уважения к Ленину, а вместе с этим чувствуя удовлетворенное блаженство от собственной значимости, вновь похлопал его по щеке: – Здесь тебе самое место.
Да, это блаженство и счастье – быть смелым!
К вечеру подошли строители, и он указал им на нишу:
– Замуруйте. Можно со всем, что там есть – породим еще одну загадку для будущих археологов. И будем надеяться, что ничего подобного больше не потребуется.
На следующий день, поколебавшись, снял Илья Юрьевич с расшатанного гвоздика и портрет Горбачева, повесив вместо него совершенно чудную картину цветочной поляны.
– Вместо Горбачева повешу цветы, – накануне за ужином мысленно обновлял он интерьер кабинета. – Никакой идеологии. Полная независимость от кого бы то ни было. Только так можно будет вытащить страну из болота.
– Ты бы поосторожнее, Илюша, – жена глядела на него больше со страхом, чем с восхищением. Жены всегда дальновиднее, потому что осторожнее. – Кто знает, как оно все может еще повернуться.
– Не-е-ет, все-е-е. Все! Ельцин за нас, а его теперь никому не свалить. Пусть они дрожат.
– Ох, страшно, Илюша.
– Я избран народом, – все хмелел и хмелел от смелости Илья Юрьевич. – Народу и буду подчиняться. Только ему.
Что ж, в 1991 году демократы вполне заслуженно купались в славе. Сначала весенней победы на выборах, а затем – и июньского голосования за президента России, когда именно их Ельцин ушел в отрыв от Рыжкова. Ничего, что пляска шла практически уже на костях Союза. Что число погибших в межнациональных конфликтах приближалось к цифре потерь в афганской войне. Что прозванное русскоязычным население в окраинных республиках, лишенное гражданства, элементарного уважения, замерло в тревоге: что будет-то с ними? Опасения перестали казаться надуманными, когда в Латвии один из министров пренебрежительно бросил о русских: «Вы не люди второго сорта, вы – никто!»
Нельзя сказать, что эта тревога не передалась в Москву. На одну ночь шмыгнул в Прибалтику Ельцин. Прибалты никогда не отличались смелостью, и все понимали: даже если Ельцин просто усмехнется первым господам Советского Союза своей саркастической усмешкой, те хотя бы извинятся.
Однако с кем он там встречался, о чем говорил – осталось тайной, и о проблемах отношений между Россией и Балтией никто не заговорил. Зато газеты, как по команде, затрубили о якобы неудавшейся попытке покушения на Бориса Николаевича. «Со мной вечно что-то происходит», – разведет он сам руками, в очередной раз неуклюже подчеркнув: главным в истории является президент, а не его народ. И русский народ в Прибалтике отрекся от президента России.
А власть в стране продолжала перетекать от коммунистов к демократам. Про здание ЦК КПСС на Старой площади говорилось в тех же мрачных тонах, что и о комплексе КГБ на Лубянке. Поносилась и оплевывалась милиция. На КПП воинских частей устремились депутаты всех уровней – разоблачать генералов и наводить порядок. Благо, что за конечный результате них не спрашивалось, и все продолжало висеть на шее командиров – и провалы с призывом в армию, и побеги солдат как от «дедовщины», так и просто под эту марку, и уборка урожая, про которую как раз и должны были думать депутаты, и строительство дорог в Нечерноземье, и стремительные, неизвестно кому выгодные сроки сокращения армии, разоружения частей и перебросок их с места на место.