Однако архангелы уже продудели в свои дудки, и я был отмечен печатью рока, или как там пишут в дурацких книжонках. Дело в том, что с годами, как ни печально, я не молодел, а старел. Пришло такое время, когда мне стало трудно входить в оборону противника, подобно нагретому ножу в кусок масла. Я перестал забивать. Скоро я перестал бегать. Знаешь что, сказал тренер, сдай-ка ты свою футболку, тут у меня парнишка появился... Черт, где же на ней номер?! Ах, да... И он принялся ржать, как жеребец перед случкой.
Я вышел на улицу в пиджаке, одетом на голое тело, и сучьи цифры проступали на нем. Двенадцатый пошел, сказали зеваки. Старик уже, играть не может. Я добрался до ближайшего магазина готового платья и купил себе дорогую сорочку с галстуком. Угадайте, куда я устроился на работу. В цирк, сказала девушка. Почти, сказал он. В театр. Я стал номерком в гардеробе. Ого, сказала девушка. Разодетый в пух и прах, я сидел рядом с гардеробщиком, и когда подходила наиболее уважаемая персона, вознамерившаяся удостоить своим присутствием эту конуру, он толкал меня локтем. Покуда пальто перекочевывало на вешалку, я огибал барьер и поступал в распоряжение хозяина одежды. Разумеется, никто не клал меня в карман. Я просто следовал рядом, как привязанный, куда бы не направился мой обладатель. Во время спектакля, покуда он пялился в бинокль на сцену либо чесал язык с приятелями, развалясь в ложе, я истуканом стоял в тени и украдкой зевал. Мне было скучно, однако же я был единственным в мире номерком из театрального гардероба, которому за это платили. И недурно платили, следует заметить. Но это удовольствие длилось недолго. Скоро меня украли. Угадайте, как? Не смогу, сказала девушка. Ну же, это совсем просто! Ну, не могу, воскликнула девушка. Согласно контракту, я был обязан неотступно следовать за человеком, в распоряжение которого поступил. Если это был мужчина, никакого противоречия в контракте не возникало. Но если это была дама, то я мог следовать за ней повсюду, кроме дамского туалета. А одна моя хозяйка, в леопардовой накидке и бриллиантовом колье, старая рухлядь, в антракте опилась шампанским. Посреди второго акта неведомые силы подняли ее и вынесли из ложи в туалет. Пока я, конфузливо озираясь, торчал под дверьми, ко мне подошли двое джентльменов в строгих черных костюмах. Не шумите, дружище, сказал один из них и вставил мне под ребро короткоствольный револьвер. Идем, произнес он, какая вам разница? В контракте на этот счет ничего не было, и я пошел, и сообщница гангстеров получила взамен меня шиншилловое манто. Они смотались, а я сел на свое место рядом с гардеробщиком, унылым древним грибом, который ничего не видел дальше своего носа, и которому совершенно безразлично было, кому и что выдавать. И мы сидели тихо и молча, пока не прибежала та ведьма... Меня обвинили в пособничестве преступникам, но моему адвокату удалось убедить присяжных, что я был связан контрактом, и вообще, являясь объектом кражи, могу выступать в деле лишь как вещественное доказательство. Гардеробщик пошел в тюрьму, а я отбрыкался. Но главное заключалось в том, что меня в два счета выперли-таки с работы. Угадайте, куда я направился после этой истории. Да в цирк же, сказала девушка. Почти, сказал он. В фешенебельный консервативный отель под старину. Такой, знаете, где и портье, и коридорные, и горничные - сплошь живые люди, а не автоматика, как в этих новомодных стоэтажных коробках. Где принято встречать постояльца поклоном и вручать ему ключ с жестяным номерком. И я стал номерком, который портье выдавал постояльцам вместе с ключом после предусмотренного традицией поклона. Меня соединили с ключом тонкой цепочкой, и я сопровождал своего хозяина в скромный четырехкомнатный люкс.