Неужели вы думаете, что они не поймут, откуда дует ветер и не попробуют повернуть его вспять?
Эд Ванг сглотнул:
— Они этого не сделают! У нас же Соглашение. Даже если нас поймают, мы подлежим человеческому суду. Гривастые обязаны нас выдать. Они связаны словом.
— А много правительственных чиновников в УГ... в Организации?
— Джек, а тебе не кажется, что ты слишком умный?
— Не кажется, Эд. Просто вийры — реалисты. Они знают, что человек, убивший гривастого, по закону подлежит смерти. И знают, что невозможно осудить человека по такому обвинению в наших судах. Да, они крепко держат слово. Но есть оговорка, что если другая сторона судит неправедно, Соглашение нарушается автоматически.
— Но они должны предупредить другую сторону.
— Верно. А напряженность все нагнетается, вот-вот наступит разрыв, и гривастые понимают это. Как знать, не захотят ли они создать свою Организацию — УЛ, «Убийцы Людей»?
— Ты спятил! Нет, они не сделают ничего подобного!.. И потом: никто из УГ пока не исчез.
Джек понял, что разговор зашел в тупик.
— Здесь неподалеку ручей, — сказал он. — Нам не мешало бы вымыться. А потом и на себя побрызгать твоим снадобьем. Ты же знаешь, какой нюх у гривастых.
— Звериный. Они дикие звери, Джек, просто дикие звери.
Помывшись постарались не оставить никаких следов. Затем решили разойтись.
— Я позову тебя на следующее собрание, — пообещал Эд.
— Было бы не плохо, чтобы ты прихватил туда свой меч. Ведь если не считать Лорда Хоу, у тебя единственное стальное оружие во всей округе. Оно может стать великолепной эмблемой Организации, символом нашей сплоченности.
— Это меч моего отца, Эд. Я взял его без спросу, когда уходил на охоту. Не знаю, что скажет отец, когда я вернусь. Но готов поспорить: он запрет меч так, что мне его больше не взять.
Эд пожал плечами, многозначительно хмыкнул и ушел.
Джек проводил его взглядом, встряхнул головой, как после тяжелого сна, и побрел в другую сторону.
Глава 2
Уолт Кейдж вышел из амбара и большими шагами пересек двор. Его тяжелые сапоги глубоко впечатывались в размокшую грязь, чавкая при каждом шаге. Гоготуны разбегались с пути с невыносимым шумом и криками. Оказавшись в безопасности, подальше от грязных сапог Уолта, они разглядывали его своими большими синими глазами из-под двойных век. Некоторые ковыляли по двору на голенастых ногах, хлопали недоразвитыми крыльями-перепонками и высоко задирали перемазанные грязью клювы. Кормилицы высоко вздымали головы, повизгивали, созывая малышей к отвисшим почти до земли набухшим сосцам. Несушки ревниво кусали кормилиц мелкими острыми зубами и убегали к своим гнездам и петухам. Самцы то и дело сшибались, кусая друг друга за бока — без особого, впрочем, ущерба: за несколько столетий одомашнивания их природная ярость заметно поутихла.
Все вокруг было пропитано вонью, соединившей в себе ароматы летней помойки и мокрой псины, вонью, почти непереносимой для самого невзыскательного носа. Но обитатели фермы жили в самой гуще этой вони и не замечали ее.
Уолт Кейдж поморщился и сплюнул, сразу же ощутив нечто вроде стыда: неразумные твари не виноваты, что так мерзко воняют. Зато их мясо и яйца хороши на вкус и приносят немалый доход.
Уолт направлялся к переднему крыльцу своего дома, но вовремя вспомнил о грязи, налипшей на сапоги: Кейт убьет его, если он снова наследит в сенях! Он свернул к конторе — Билл Камел, управляющий Кейджа, наверняка ждет его там.
Билл сидел на хозяйском стуле, забросив ноги в грязных сапогах на письменный стол Уолта, и раскуривал трубку. Увидев входящего хозяина, он вскочил так поспешно, что с грохотом опрокинул стул.
— Продолжай! — рявкнул Уолт. — Не обращай на меня внимания!
Камел поднял стул и нерешительно собрался усесться, но Уолт обошел его и тяжело опустился на стул.
— Что за день! — простонал он.