— Тише, — потребовал он сердито. Мужчина оперся руками на подоконник, и тут же отодвинулся вглубь комнаты и брезгливо оттёр одну из ладоней о рукав собственного халата.
— Неужели подождать нельзя? — спросил мужчина Кота. — Пять утра, не знаю, как ты, я собирался поспать. — Мужчина сузил глаза и всмотрелся пристальней. — А что разодранный такой? — Он вздохнул. — Думаешь, я тебя пожалею?
Кот издал возмущённый звук, более всего походящий на утробное урчание, столь громкое, что было удивительно, как оно может исходить от такого относительно небольшого существа.
— То-то, дорогуша. — Мужчина в окне мягко усмехнулся. — Слышал я твои концерты, видно, сам нарвался.
Однако вопреки сказанному, жилец скоро появился на площадке, забрал миску и несколько минут спустя вернул, уже наполненную чистой водой. При виде её Кот почувствовал, насколько он хочет пить. Но несмотря на жажду, приближаться к миске сейчас, когда она стояла у ног человека, Кот не стал. Кот жадным взглядом оглядел воду, потом босые ступни мужчины, по большей части скрытые приспущенными штанинами пижамы, и требовательно мяукнул.
— Ты ещё и голодный? — поинтересовался мужчина, чуть склонившись.
Кот попятился, насколько позволяла ширина ступеньки, и издал ещё одно «мяу!»
На этот раз мужчина понял его правильно:
— Будить меня до рассвета ты не стесняешься, — адресовал он Коту ещё одну мягкую усмешку, — а пить при мне не желаешь? Ну-ну, дорогуша, — мужчина криво улыбнулся, но послушно покинул площадку. Вот только дверь, ведущую на пожарную лестницу оставил приоткрытой.
Кот спустился и принялся с наслаждением лакать чистую, прохладную воду, время от времени поглядывая на широкую щель, вполне достаточную для того, чтобы проникнуть в квартиру.
Уже напившись, Кот задержался ещё немного: он стоял у входа, принюхиваясь к новым, незнакомым, запахам квартиры. Ему хотелось зайти внутрь, но осторожность вновь победила любопытство. Кот поднялся к себе на крышу, и зализывая оставленные кошкой на память царапины, думал уже не о ней, а о загадочном жильце и квартире, в которой тот жил.
Весна наконец подарила нью-йоркцам несколько по-настоящему жарких дней, и Кот только и делал, что отчаянно ленился… Он даже охотиться перестал: еды в его миске с лихвой хватало для того, чтобы насытиться, так что большую часть дня Кот лежал в пыльном и тенистом углу технического этажа, вытянувшись в полный рост и лишь изредка вставая ради того, чтобы вылизаться или поточить когти об обмотку труб. Выходил Кот уже в сумерках, когда на крыши Манхеттена опускалась предзакатная прохлада. Но в тот вечер почему-то он проспал дольше, чем собирался, и вышел из своего укрытия лишь тогда, когда солнце окончательно скрылось за горизонтом, и крышу освещали лишь ярко горящие окна соседних зданий да зависшая в небе половинка луны. Кот прошёлся по краю крыши, разминая лапы, пару раз мяукнул, — собственный голос показался ему незнакомым, а походка неуклюжей. Кот мотнул потяжелевшей головой и с недоумением уставился на свои передние лапы. С ним творилось что-то неправильное. Он бы признал себя больным, но для того не было никаких причин. Кот не ел ничего подозрительного, а царапины, полученные во время любовной игры с чёрно-белой кошкой, уже успели зажить. Кот ещё раз мяукнул, подошёл к краю крыши и спрыгнул на лестницу. Приземление вышло не самым удачным, но Кот, стараясь не обращать внимание на занывшие конечности, пошёл по обычному маршруту. Миска, наполненная мягким кормом и водой, ждала его на том же месте. Вот только пахло угощение странно. Вернее, странным было почти полное отсутствие запаха. Чуть ли не впервые в жизни, Кот стоял склонившись над порцией сочной пищи, к тому же оставленной специально для него, и не испытывал ни малейшего желания её съесть. Может быть, смутно мелькнуло в голове Кота какое-то воспоминание, еда не пахнет, потому что на самом деле она из толчёного стекла? Это нужно было выяснить. Дождаться жильца, и уж тот тогда объяснит всё, что происходит.
Кот сам не заметил, как свернулся клубочком прямо на лестничной площадке и уснул. Ему снилось, что он бежит и бежит, и во сне было не понятно почему: кто-то преследовал Кота или сам Кот преследовал кого-то? Ни врагов, ни добычи в этом сне не было, там вообще не было ничего. Кот не мог определить, где он находится и какой поверхности касаются его лапы: черного рубероида крыши, асфальта, земли, колкого газона? Он просто знал, что ему нельзя останавливаться, и бежал среди глухой серой мути, которой не было конца. Это длилось уже очень долго, когда Кот что-то услышал. То были звуки речи. Голос человека, зовущего его. Настойчиво повторяющего «Кот» — остальные слова тонули в неразборчивом шелесте. Кот даже хотел отозваться, мяукнуть в ответ, хотя бы оглядеться, чтобы понять, откуда исходит голос, но не мог сделать ничего из этого. Сил было мало, а он любой ценой должен был продолжать свой бег.
Внезапно Кот почувствовал, что его трогают. Прикосновение не было похоже на ту ласку, к которой приучил его Нил, но всё же принадлежало человеку. Чьи-то пальцы бесцеремонно ощупывали челюсть Кота, а потом ладонь двинулась вдоль его грудной клетки. Его довольно грубо подхватили под живот и подняли в воздух, и только тогда Кот понял, что никуда не бежал. Всё это время он лежал свернувшись калачиком на площадке седьмого этажа, а сейчас его взяли на руки и несут куда-то. Кот выпустил когти и собирался издать возмущённый вопль, но звуки застревали у него в глотке. Он сдавленно зашипел, и уже более отчётливо услышал голос жильца:
— Тише, бродяга. Подожди, ещё устроишься поудобнее.
И правда: Кот недолго болтался в воздухе, его опустили наконец на какую-то твёрдую поверхность, пусть она была и гораздо мягче металлической лестницы, на которой он лежал прежде. Кот приоткрыл глаза и увидел склонившееся над ним озабоченное лицо. Слишком близко. Но сил обороняться или нападать не было. Словно все он потратил в том странном сне. Кот опустил взгляд на собственные лапы. Под ними было что-то мягкое и надёжное, какая-то ткань.
Человек отодвинулся, отвернулся и отправился в ту часть квартиры, которая была не видна. Передвигался он очень шумно: шаркая, стуча тростью, бормоча что-то под нос и вздыхая. Вскоре мужчина вернулся и поставил перед мордой Кота миску, наполненную водой.
— Пей, — сказал мужчина требовательно.
Кот не шелохнулся.
Мужчина вздохнул, Кот снова ощутил прикосновение пальцев к шее и обнаружил, что жилец самым бесцеремонным образом толкает его носом в миску, точно котёнка, который только-только учится лакать. Здравый смысл подсказывал, что попить стоит. В горле пересохло, желудок нехорошо сжимало. Кот приоткрыл рот, пытаясь высунуть язык, но тот был неповоротливым, распухшим, неуклюжим.
— Пей, — повторил мужчина, но Кот не стал его слушаться, а перевернулся на бок, закрыл нос лапой и уснул.
Проснулся Кот от того, что его кто-то настойчиво тормошил, а потом его снова ткнули мордой в миску. Кот возмущённо пискнул и выпустил когти: ощущение влаги на усах и шерсти было неприятно, особенно сейчас, когда Кот был не в состоянии даже вылизаться.
— Ну что мне с тобой делать, — пожаловался жилец. — Увы, моя фамилия не Дулиттл. — Жилец погладил бок Кота, прошёлся по спине, задержался пальцами за ушком, и продолжил со вздохом: — И лекарства я тебе не принёс. Надо пить.
Кот щурясь смотрел на мужчину. Прикосновения тревожили и ощущались как слишком жёсткие, но когда они прекратились, Кот почему-то огорчился. Вскоре, впрочем, Кот снова ощутил пальцы, они с силой сдавили его щёки, принуждая открыть рот, и что-то твёрдое впилось в дёсны, и прохладная капля воды скатилась по гортани.
— Так, так, глотай! — скомандовал мужчина, набрал ещё одну пипетку воды, и несколько капель покрупнее проскользнули по пересушенному горлу Кота. Это повторялось снова и снова, пока миска с водой, стоявшая тут же, не опустела больше, чем наполовину.
Следующие несколько пробуждений прошли примерно так же. Человек тормошил его, поил, менял подстилку, бесконечно ворчал, то обвиняя Кота в том, что тот «вляпался в неприятности», то сокрушённо вопрошая: «Как я тебе помогу! Мне и себе-то не помочь». Добавились и новые мучения: в холку Коту то и дело втыкали острый шип, и спина между лопатками чесалась и болела. Его истязатель и спаситель, называл эти экзекуции «лечением», прибавляя, что «если уж это не подействует, ничто не подействует». Кот не понимал, каким образом болезненные уколы должны прогнать одолевшую его хворь. К тому же мужчина нагло пользовался тем, что Кот пребывал в беспомощном состоянии, и то и дело поглаживал его по бокам, спине, почёсывал под подбородком и за ушами. Последнее, правда, оказалось неожиданно приятным.