Удачно складывалась и личная жизнь. Женился Круз по взаимной любви, купил большой каменный дом в Кронштадте. Пошли дети, затем и внуки. Жил вице-адмирал зажиточно, но просто. Дружбу водил лишь со старыми товарищами. Во дворец старался не ездить, а уж когда по необходимости там и появлялся, то непременно держался гордо, а отвечал дерзко и зло. Биограф адмирала писал о нем: «Александр Иванович был невысокого роста, имел довольно открытый и проницательный взор, живой и вспыльчивый характер. Строгий во всем, что относилось к службе, и столько же добрый в домашнем быту, Круз никогда не отказывал в помощи ближнему, а, всегда защищая своих подчиненных, приобрел любовь их и уважение».
Частые и громкие скандалы с вельможами снискали вице-адмиралу славу заядлого строптивца. Когда в высшем свете теперь хотели сказать о ком-то, что он уж больно не сговорчив, то говорили: «Ну, этот впрямь как Круз!» Флот же, напротив, обожал своего любимца. Не было, пожалуй, в те годы среди балтийских начальников человека столь популярного среди матросов и офицеров, как Круз! Сколько рассказов и легенд ходило о нем!
Брюзга и строптивец, он постоянно ругался с начальством и равными по чину. При этом Круз был отходчив, к подчиненным заботлив, а в душе добр. Об этом на флоте знали все от седых адмиралов до последнего кают-юнги, а потому Крузу прощали и его вечное брюзжание, и ворчливость, и матерщину.
В последние годы Александр Иванович, правда, сильно растолстел, часто стали болеть ноги. Теперь Круз уже не мог взбираться по крутым корабельным трапам. Для него специально вырубали в бортах порты, через которые вице-адмирала и втаскивали на руках. Однако несмотря на это Круз, как и раньше, выходил в море, а его флаг хлестко развивался на фор – стеньге флагманского корабля.
Известие о начале войны с турками Круз воспринял как должное.
– Все к тому и шло! – говорил он своим домашним. – Нам ведь и Крым еще брать надобно, и пределы черноморские расширять!
Когда же вице-адмирал прослышал о предполагаемой экспедиции Балтийского флота в Архипелаг, он тотчас отправился к вице-президенту Адмиралтейств-коллегии графу Чернышеву.
Отец Ивана Григорьевича Чернышева был некогда оберштеркригскомиссаром флота при Петре, а затем приближенным лицом у императрицы Елизаветы. По этой причине и сын его Иван с детства обретался при дворе. В первом браке Иван Григорьевич состоял с княгиней Елизаветой Ефимовской, двоюродной сестрой самой императрицы, Елизаветы Петровны, а значит, и внучатой племянницей Петра Великого. Родство наипрестижнейшее, открывавшее двери везде и всегда. После смерти жены граф Чернышев женился вторично. По отзыву современников, граф Иван Чернышев был человеком ловким, умел произвести нужное впечатление. С императрицей Екатериной он дружил еще до переворота, а потому был в числе особ, кому императрица особо доверяла. Службу свою граф начинал на дипломатическом поприще, но затем неожиданно для всех был поставлен во главе морского ведомства.
Иван Григорьевич Чернышёв
Весьма красноречиво о человеческих качествах графа Ивана Чернышева говорил в свое время историк – князь М. Щербатов: «Граф Иван Григорьевич Чернышев, человек не толь разумный, коль быстрый, увертливый и проворный и, словом, вмещающий в себе все нужные качества придворного, многие примеры во всяком роде сластолюбия подал. К несчастию России, он немалое время путешествовал в чужие края, видел все, что сластолюбие и роскошь при других европейских дворах наиприятнейшего имеют, он все сие перенял, все сие привез в Россию и всем сим отечество свое снабдить тщился. Одеяния его были особливого вкуса и богатства, и их толь много, что он единожды вдруг двенадцать кафтанов выписал; стол его со вкусом и из дорогих вещей соделанный, обще вкус, обоняние и вид привлекал; экипажи его блистали златом, и самая ливрея его пажей была шитая серебром; вина у него были на столе наилучшие и наидорожайшие. И подлинно, он сим некоторое преимущество получал, яко человек, имеющий вкус, особливо всегда был уважаем у двора».
Мы можем не во всем согласиться с историком. Надо отдать должное, что флотом российским граф Чернышев начальствовал без малого три десятилетия, и начальствовал, прямо скажем, неплохо.
А причуды у него были. Так, свой рабочий кабинет в Адмиралтействе Иван Григорьевич обставил в виде лесной поляны. Стены были изрисованы деревьями и дальними рощами. Несколько искусно сделанных деревьев стояли прямо посреди кабинета и на них порхали птицы. Сам граф принимал посетителей в крестьянском наряде и в лаптях, инкрустированных бриллиантами. Сидел он при этом на стуле-пеньке и имея вместо стола пенек поболее. Но кого на Руси удивишь чудачеством! Делает свое дело человек и ладно, а ежели чудит, знать, у него на душе весело!
Что касается капитана 1-го ранга Григория Муловского, то он воспитывался в доме Чернышева. По некоторым сведениям, Муловский являлся даже внебрачным сыном графа, а то, что Чернышев считает Муловского своим любимцем, знали все.
В ту пору графу Ивану Чернышеву было уже за шестьдесят. Былая ловкость уступила место рассудительности и даже желчности. Но авторитет среди адмиралитета вице-президент Адмиралтейств-коллегии имел непререкаемый. Даже вечный строптивец и спорщик вице-адмирал Круз всегда прислушивался к его мнению.
– Желаю быть в сем походе! – объявил Чернышеву вице-адмирал прямо с порога.
– Увы, – развел руками вице-президент, уже подготовленный к визиту Круза сторонниками иностранной партии – Свободных вакансий флагманских на уходящей эскадре боле нет!
– Я имею право! – повысил голос раздосадованный этаким оборотом дела вице-адмирал, – Я чесменский герой, и в деле морском более иных многих знающ!
– В этом я и не сомневаюсь, но указ о назначении флагманов уже подписан государыней!
– Пускай! – багровел от ярости Круз. – Я готов взять под начало последний фрегат! Нет фрегата, возьму фелуку!
– Шутить изволите? – нервно передернул плечами граф Иван Чернышев.
– Нисколько! – потряс перед графским лицом кулаками Круз. – Не ради наград, ради славы Отечества желаю быть в многотрудном походе!
– Увы, увы, увы! – Чернышев лишь развел руками. – Вы остаетесь в Кронштадте!
– Но почему мне такая обида вышла! Неужто я хуже вожу корабли, чем любезный вашему сердцу прохвост Фондезин?
Чернышев насупился. Вице-президент не любил, когда ему чем-то пеняли. Однако, овладев собой, изобразил улыбку:
– Напротив вы несравненно лучше!
– Так почему ж не он, а я должен тухнуть в Кронштадте? – снова возвысил свой голос Круз.
– Именно поэтому! – оборвал его Чернышев.
– ??!!
– Вам предстоит собрать в единый кулак все оставшиеся на Балтике суда. Государыня не оставляет вероятности английского и шведского нападений!
– О, хосподи! – перекрестился сразу успокоившийся вице-адмирал. – Неужели и такое ноне возможно?
– К сожалению, – вздохнул Чернышев. – Едва начав войну турецкую, мы нынче стоим на пороге новой войны – шведской, и не дай бог нам чрез тот порог преступить!
Вернувшись домой, Круз устало развалился в кресле.
– Остаюсь при вас! – мрачно объявил он жене и дочерям. – Велите подавать на стол. Буду жевать пироги, потому как боле мне делать пока нечего!
А началось все с того, что еще в 1786 году Петербургу стало известно о нездоровом интересе англичан к дальневосточным морям. В Зимнем дворце заволновались не без оснований.
– Держава наша стоит ныне лицом к Европе, а спиною к окиану Восточному! – делился своими мыслями с императрицей Екатериной вице-канцлер Безбородко. – Но наступит час, когда все же обратим мы взор свой на восток. И что там увидим? Флаги английские!