Были и небылицы полигона - Ростовский Геннадий

Предисловие

Книга, которая предлагается вниманию читателей, написана мной для тех, чья жизнь и судьба так или иначе связаны с нашей капустиноярской землёй, с нашим легендарным полигоном. Написана даже не столько мной, сколько многочисленным коллективом ветеранов-капьярцев. Их воспоминания, серьёзные (иногда даже трагические), поучительные, курьёзные и смешные эпизоды, случавшиеся во время полигонной службы, составляют её основное содержание. Ко многим ветеранам я обращался лично с соответствующей просьбой и признателен за их отклик, за участие.

Жалею, что упущено время: надо было начать соответствующую подготовительную работу ещё с начала 70-ых годов прошлого века, когда сам начал службу в наших краях: людей уже нет и воспоминания канули в небытие вместе с ними…

Впрочем, в те времена всё, что связано с полигоном, было окружено густой завесой секретности, и распространяться о полигонной службе не рекомендовалось.

В этой книге также публикуются относительно давние статьи или отрывки из них, принадлежащие перу различных авторов, не утратившие интереса или актуальности и сегодня. И всякие байки-россказни, фельетоны и юморные стишата на местные темы, которые назвать стопроцентными небылицами не могу. Потому что все они основываются на тех или иных реальных событиях, когда-то имевших место…

«Были и небылицы» – книга отнюдь не парадно-юбилейная. И по её прочтении у иных может сложиться впечатление, что все славные героические свершения полигона – далеко в прошлом. Нет, разумеется, это не так. Просто о делах и свершениях сегодняшних ещё не пришло время вести рассказ.

Из воспоминаний ветеранов ракетного полигона

В.

Н. Иванов:

Наш 4-й ГЦП (1954-1981)

На полигон в Капустин Яр я попал в 1954 году после окончания Артиллерийской инженерной академии им. Ф. Э. Дзержинского.

Нас встретили на полигоне хорошо. Разместили в общежитии по четыре человека на комнату. Под общежитие выделили новый жилой дом. Мы познакомились с военным городком. Он ещё не был окружен колючей проволокой. Закрытой территорией были лишь два здания штаба и полигонных служб. Располагались они в обычных двухэтажных домах. Специальное здание под штаб полигона ещё строилось.

То, что городок ещё не охранялся, позволяло порой видеть забавные картины. Можно было иногда наблюдать, как по площади перед строящимся зданием штаба медленно проезжала тележка с запряжённым в неё верблюдом. Тележкой управлял казах. Вскоре городок был закрыт, обнесён колючей проволокой, установлены контрольно-пропускные пункты. Дальше жизнь пошла за колючей проволокой. Приезд гостей был весьма ограничен. Только ближайшие родственники, которым надо было заранее заказывать пропуска.

Устроившись, мы прибыли на 2-ю площадку. Там располагалось 1-е Управление и инженерно-испытательная часть этого управления. Кто-то из нас попал инженером-испытателем в управление, кто-то начальниками отделений и расчётов в часть.

Начальник нашего отдела, инженер-полковник Носов (в последующем работал на полигоне Байконур и там погиб при известной катастрофе 24 октября 1960 года), предложил мне для начала заняться ведением бортового журнала на стартовой позиции. Объяснил, что это мне позволит быстро ознакомиться со всем комплексом работы по подготовке ракет к пуску. А на старте руководил работами зам. начальника 1-го отдела инженер-майор Меньшиков (потом он стал начальником отдела и был переведён на Байконур).

Однажды, когда я вёл бортовой журнал, Меньшиков дал команду найти в «банкобусе» (так мы называли помещение, где «банковали» – обсуждали результаты проверок специалисты) технического руководителя работ С. П. Королёва и дать ему на подпись бортовой журнал. И предупредить, что задержка с подписью вызовет задержку в работе. Я не знал, кто такой Королёв, как с ним надо обращаться. Прихожу в «банкобус», смотрю: три гражданских мужика о чём-то разговаривают (мне показалось, что травят анекдоты). Я спрашиваю: «Кто тут Королёв?» Один из них отмахивается от меня и говорит: «Подожди!» Я с возмущением заявил, что начальник отдела велел передать о возможной задержке с работой, если своевременно не будет подписан журнал. Наконец, один из них бросает мне: «Ну, молодой ещё, а берёшь за горло! Давай, подпишу!» Так я в первый раз в такой форме разговаривал с великим С. П. Королёвым.

А однажды нам, выпускникам спецнабора академии, было поручено начертить на географических картах зоны досягаемости нашими ракетами того времени. Предстоял показ ракетной техники членам правительства. Мы эту работу выполняли, расстелив большие карты на полу в одной из комнат МИКа площадки № 2. Вдруг вошёл к нам в комнату С. П. Королёв и спрашивает: что мы делаем? Мы объяснили. Королёв рассмеялся и говорит, что скоро такие карты не будут нужны – его новые ракеты достигнут любого место на земном шаре.

В те годы испытания ракет проводились только на полигоне Капустин Яр. Дальность полёта ракет (по современным понятиям) была весьма скромной. Но, очевидно, у Королёва уже шла разработка ракет на большие дальности, для которых пришлось создавать новый полигон. Как оказалось, это был Байконур.

Я с самого начала был передан под опеку инженер-майора Мухинского. О нём у меня сохранились самые лучшие воспоминания. Спокойный, невысокий, коренастый человек. Старый (но не годами) авиационный фронтовой техник. С техникой он всегда был на «ты».

У него были свои приёмы обучения и ввода в строй молодых специалистов. Поучаствовавши 3-4 раза со мной в испытаниях при подготовке ракет к пуску, он как-то заявил мне: «Считай, что меня сегодня нет, я буду спать в аппарели, работай сам, ко мне обращайся только в случае крайней необходимости». Что оставалось делать? Не скажешь же, что я не умею или боюсь работать самостоятельно? Начал работать. Мухинский появлялся только при проведении самых ответственных заключительных операций на двигательной установке.

Вскоре я был включён в боевой расчёт для пусков ракет Р-2 с полевой позиции в районе станции Макат (Казахстан).

На этот раз работать приходилось полностью самостоятельно, советоваться было не с кем. Руководил боевым расчётом инженер-подполковник Нахамчик. Это был грамотный, эрудированный командир. Но как человек он мне показался несколько амбициозным, самоуверенным. У меня в работе произошла заминка. Используемый при работе с ракетой сжатый воздух должен иметь влажность, соответствующую определённой точке выпадения росы. Для проверки используется специальный прибор.

При осмотре присланного для работы оборудования я обнаружил, что нам прислали прибор совершенно незнакомой конструкции. Все мои попытки использовать его в работе не удавались. Время уже поджимало. Пришлось доложить Нахамчику. Он пренебрежительно высказался, что молодёжь не умеет работать, что он сейчас сам разберётся и наладит работу. Взял инструкцию, прибор и стал разбираться. Провозился длительное время и был вынужден признать мою правоту. Работы пришлось приостановить. Из Капустина Яра срочно прислали нормальный апробированный прибор. Пуски прошли нормально. Вернувшись из этой командировки, я ощутил себя уже настоящим испытателем.

Темпы проведения работ и их количество всё нарастали. Ещё продолжались работы с различными модификациями Р-2, а уже шла Р-5. А осенью 1956 года появилась первая серийная Р-5М. В декабре 1958 года прошли заключительные испытания Р-12. К тому же эти ракеты имели различные модификации, и испытания шли по разным программам.

Бывали случаи, когда, подготовив и пустив ракету одного типа, приходилось сразу же ехать на другую позицию для работы с ракетой другого типа. Приезжаешь на старт, и требуется определённое время, чтобы перестроить память для работы с этой ракетой. Много приходилось испытывать ракет и от серийных партий, изготовленных заводами. Это проводилось для подтверждения качества изготовленных партий ракет.