В четвертом классе юный Остерберг частенько вызывал гнев учительницы Рэйчел Шрайбер и даже получал линейкой по пальцам, но в принципе преподавательский состав ему многое прощал – за явный интеллект, хорошо подвешенный язык и богатый словарь. К четвертому классу он уже хорошо знал, как обратить на себя внимание. Учителя считали синеглазого мальчишку «славным», при этом его стремление к первенству во всем (собственно, амбициозность, если такое слово уместно в столь юном возрасте) не вредило естественному обаянию. «Он хотел очаровывать, – говорит Браун, – он хотел контакта. Понимал, что надо делать, чтобы люди за ним потянулись».
«С самого начала это был занятный тип, – говорит Брэд Джонс. – Всегда забавный, всегда очень разный. При этом его можно было помучить. Мы его буквально ловили, заваливали и щекотали, пока не описается. Знаете, как в пятом-шестом классе детки развлекаются». На уроках Джима особенно увлекали рассказы из истории покорения Дикого Запада. Он воображал себя «Дэниэлом Буном и Джимом Боуи, высоким, как дуб. Я все могу, я там, в первых рядах».
В Карпентерской начальной школе дружить и очаровывать было легко: классы меньше чем по двадцать человек, и все близкие соседи. Карпентерская школа была центром общения западного Ипсиланти. Помимо уроков, ребята проводили время или в школе, или на Левереттовской ферме; да и родители любили приходить в школу пообщаться с соседями, на танцы или другие уютные деревенские праздники, где Луэлла Остерберг часто помогала устраивать угощения и распродажи – естественно, не ради заработка, ведь она единственная из всех мамаш состояла на службе, на полной ставке.
Уже ставший центром своей крошечной вселенной, с шести лет Джим Остерберг нашел новую, более обширную социальную сферу, когда его отец нанялся тренером в спортивный лагерь для детей среднего класса, учрежденный Ирвином «Визом» Висневски на озере Кордли близ Пинкни, штат Мичиган. Но ребята из лагеря вспоминают Джима-младшего с его Икабодом Крейном совсем иначе. «Тренеры забирали нас из дома, – вспоминает Майк Ройстон, который ездил в лагерь с 1954 года, – и вместе с отцом приезжал Джимми. Он был страшно стеснительный, я хорошо помню, как он сидел, съежившись, на переднем сиденье рядом с папой. Это был очень странный мальчик с огромными синими глазами. Поглядывал изучающе, но искоса, стеснялся, отводил глаза. Долго смотреть в глаза не мог. Отец его был чрезвычайно угрюм, необщителен. Смотрели кино «Хладнокровный Люк»? Помните, там парень, глаз нет, одни темные очки? Вот у Джима папа был такой. Особо не разговаривал, просто руководил, без лишних слов. Я никогда не видел, чтоб он улыбался».
Впоследствии Джим-младший часто жаловался новым, более привилегированным одноклассникам на своего папу – да так, что многие думали, что он преувеличивает. Но в счастливом карпентерском детстве он проходил как умный, харизматичный, общительный ребенок. Летними вечерами Виз Висневски часто заходил поиграть в гольф на соседнем поле и, бывало, больше болтал с сыном, чем с отцом: «Мистер Остерберг был человеком сдержанным, но в гольф поиграть любил, и у нас были отличные отношения и с отцом, и с сыном. Юный Джим еще только учился, активный мальчик, играл с левой, с ними было интересно. Хорошо помню эти вечера».
Обычно для американских школьников переход из начальной школы в среднюю (джуниор-хай) – целый обряд посвящения. Несказанное множество фильмов, книг, песен и стихов посвящено крушению иллюзий, психологическим травмам или, наоборот, триумфальным победам подростков, для которых этот переход определял всю дальнейшую взрослую жизнь. Джим Остерберг одолел его с завидной легкостью – он и в средней школе заработал репутацию многообещающего парня. Правда, впоследствии он вспоминал себя как аутсайдера, отчасти потому, что вырос в трейлерном поселке. Унижения, испытанные в юности, на многие годы остались с ним, самоощущение изгоя толкало на новые подвиги. Прежним его карпентерским друзьям, наблюдавшим, как легко Джим вписался в компанию «снобов», это ощущение казалось в лучшем случае необоснованным, а в худшем и вовсе нелепым.
Дуэйн Браун до сих пор вспоминает присущий ему дух соревнования: «Он всегда стремился всех во всем перегнать. И у него получалось». В начальной школе никто из друзей его в этом не упрекал. А потом, говорит Браун, «когда мы все перешли в среднюю и хай-скул, я уже стал думать: он считает себя лучше всех, а почему? Он как-то стал задаваться, когда подрос. Не хотел смешивать ту компанию [в Таппан джуниор-хай] с нами, трейлерскими, типа мы его компрометируем. Вообще в хай-скул он уже ни с кем из нас, из начальной школы, практически не общался».
Шарон Ральф тоже отзывается об этом неодобрительно: «Не знаю, почему он стеснялся, что он из трейлерного поселка. В хай-скул учились снобы, и он хотел попасть в их круг. Вот он с ними и водился, со снобами».
Школа Таппан находится на Стедиум-бульваре, рядом с Мичиганским стадионом, в зеленом тенистом районе Анн-Арбор-Хиллс. Это изящное просторное здание, при виде которого ребенок, особенно приехавший на автобусе по Уоштеноу-авеню из загородного трейлерного поселка, должен слегка оробеть. Соседство Мичиганского университета обеспечивало этой школе и следующей ступени, соседней Анн-Арборской хай-скул, высокий рейтинг в американской образовательной системе. Многие родители преподавали или работали в администрации университета, многие учительницы, прекрасно образованные, работали в хай-скул, пока муж пишет диссертацию. Дело было не в деньгах, а в уровне обучения, вспоминает ровесница Джима Мим Страйфф.
Запах больших денег, однако же, был неизбежен, благодаря присутствию клана обеспеченных детей из Анн-Арбор-Хиллс, где селились архитекторы, профессора, менеджеры компаний и городская администрация. А главное – новое поколение администрации заводов Форда, сознательно ассоциировавшее себя с анн-арборской либерально-интеллектуальной традицией. Фордовские «умные ребята» – десяток бывших офицеров ВВС США во главе с полковником Чарльзом «Тексом» Торнтоном, в том числе два президента компании «Форд»: Роберт Макнамара и Арджей Миллер. Оба поселились в интеллектуально-академическом Анн-Арборе, о чем Миллер, впоследствии декан кафедры бизнеса Стэнфордского университета, до сих пор вспоминает с удовольствием: «Симпатичный, чистенький, совершенно чудесный университетский городок, обособленный от Детройта, со своей культурой, с центром жизни в университете. В то же время всегда можно поехать в Детройт послушать какую-нибудь оперу или симфонию. Мне там очень нравилось».
Присутствие двух ведущих промышленников на концертах в Таппанской школе и прочих культурных мероприятиях Анн-Арбора вносило в атмосферу соблазнительный трепет власти и денег, что, без сомнения, привлекало двенадцатилетнего Джима Остерберга, которому уже скоро суждено было приблизиться к ее источнику.
Многих из детей, поступивших в Таппан, подавляла эта атмосфера власти и космополитизма. Ее частью были некоторые из учеников, например Рик Миллер (никакой связи с Арджеем Миллером), харизматичный светский паренек, частенько с сигарой, объект поклонения для мальчиков и девочек. Он любил поиздеваться над другими, в том числе над Джимом Остербергом. «У нас были уроки плавания, причем по какой-то дурацкой причине надо было раздеваться догола, – говорит Денни Олмстед, который дружил и с Риком, и с Джимом. – У Джима был большой член, и как-то Рик схватил его за это дело и потащил в душевую. Все смеялись над Джимом, он был смущен». Многие мальчишки завидовали этой детали, а также рано наступившему пубертатному периоду, но Рик своей проделкой превратил предмет гордости в нечто унизительное – по крайней мере на тот момент.
Другой популярной фигурой был Джордж Ливингстон, который жил в Анн-Арбор-Хиллс в прекрасном доме, выстроенном по проекту его отца-архитектора. Ливингстон и его приятель Джон Манн были мастерами по восстановлению и ремонту «крайслеров» и выиграли государственный конкурс по диагностике повреждений «плимутов». «Джордж был нахал и часто говорил обидные вещи, не думая о людях, – рассказывает Джон Манн, который помнит, как Ливингстон насмехался над жильем Остербергов. – Посмеяться над чьим-нибудь прыщом или над трейлером – это очень типично для Джорджа». Большинство ребят научилось не обращать внимания, но Джим Остерберг затаил обиду.