А если понадобится применить силу к преследователю, что тогда?
Раньше она очень любила сумерки: ярко-синее небо, постепенно приобретавшее лиловые тона, золотые облака, ожидание тихого вечера, который можно провести за чтением и молитвой. Теперь у нее неприятно покалывало затылок. Она встревоженно оглянулась по сторонам и вскочила на ноги.
Какой-то мужчина стоял у нее за спиной, прижавшись лицом к одному из больших окон. Стекло расплющило ему нос. От его дыхания стекло стало дымчатым, так что рассмотреть можно было только глаз, казавшийся почти черным.
Сорча ахнула. Сердце бешено забилось.
Мужчина отпрянул от окна и отчаянно замахал руками.
Это был Арну.
Олух! Снова ее напугал. Сорча негодующе посмотрела на него. А может, он делает это нарочно, чтобы заставить ее убежать с острова?
Он указал на дверь, и, помедлив, она неохотно кивнула, разрешая ему войти.
Сорча с детства не любила неожиданностей. Принц Ренье прекрасно об этом знал и с наслаждением наскакивал на нее из-за закрытых дверей или прятался под лестницей, чтобы дернуть ее за юбку. Когда она видела его в последний раз, он лениво сообщил, что перерос такие глупости, и дал понять, что слишком многоопытен, чтобы интересоваться ею.
Тем хуже для него. Бывали моменты, когда она испытывала симпатию к озорному мальчишке-принцу. Однако напыщенный молодой человек не вызывал у нее ничего, кроме презрения.
Ренье погиб от рук заговорщиков, и Сорча подумала о том, что по возвращении в Бомонтань ее ждет такая же судьба. Членам монарших семей полагается спокойно встречать трудности. Страх Сорчи служил доказательством ее трусости, так что к тому моменту, когда Арну обошел теплицу, открыл дверь и добрался до нее, она успела убедить себя в том, что недостойна править страной.
– Бонжур, мадемуазель. А здесь тепло. – Арну обвел взглядом помещение из стекла и дерева. – И хорошо пахнет. Вот только сыро.
Его манера говорить об очевидном раздражала.
– Конечно. Это же теплица.
– Вы заняты?
Арну пробрался ближе к ней.
– Как видишь. – Она напряженно улыбнулась и бросила растение в коробку. – Я собираю валериану. Сестра Ребекка сушит ее корни для снотворного отвара.
– А! – Он уставился на растение. – Эта кроха делает такое?
– В умелых руках оно действует очень сильно.
– А! – еще раз повторил он и, понизив голос, добавил: – У меня вопрос. Здесь всегда так страшно?
– Здесь? – Она изумленно заморгала, глядя на него. – В монастыре?
– Ну да. Я не люблю, когда устраивают пожары, роют ямы и кладут в них порох, чтобы его поджечь. – Единственный глаз Арну широко раскрылся и округлился. – От такого человека можно ждать чего угодно.
– Я об этом догадалась, – отозвалась она сухо.
– Дело вот в чем: мне не хочется здесь оставаться. – Он передернул плечами. – Не знаю, не пырнут ли меня ножом в спину. Можно мне уехать?
Какой же он трус! Сорча презирала трусов, в том числе и себя.
– Об этом надо спрашивать у матери Бригитты, а не у меня.
– Она строгая. Я ее боюсь.
– Хочешь, я ее спрошу?
Сумерки быстро сгущались, однако рядом с Арну Сорча почувствовала себя храброй.
– Спасибо вам! Вы так свободно разговариваете с ней!
– На самом деле она очень добрая, – заверила его Сорча.
Видимо, Арну ей не поверил.
– И когда я смогу уехать?
– Мать Бригитта поднимет флаг: это сигнал мистеру Макларену. Он приедет завтра или послезавтра. Придется тебе подождать.
– Это слишком долго. Тот, кто поджег вашу келью, может сделать что-нибудь и похуже. Я не хочу здесь оставаться. – У Арну дрогнул голос. Он говорил все быстрее и быстрее. – Ведь у меня есть моя лодка.
– Твоя лодка?
В ней снова проснулось подозрение.
– Ну да, та, которую вы мне поймали.
Сорча успокоилась.