Уцелел лишь старинный письменный стол на гнутых ножках, из ящиков которого Олег немедленно извлек кучу разнообразного мусора и розовую ученическую тетрадку в косую линейку, производство московской фабрики "Восход", цена две копейки. Золотом.
Тетрадь исписана примерно наполовину, вместо закладки из нее торчит обрывок газеты. Грязный до нечитабельности.
- Привал, - объявляет Олег, засовывая находку в карман. - Спускаемся вниз, разводим огонь в печке и читаем мемуары. Пошли...
Обычный заброшенный дом. Ничего особенного. Вот только почему кругом не валяются пустые бутылки из-под алкогольных напитков? В таких местах подобного добра должно хватать, для усугубления таинственности... Хотя какой дурак попрется выпивать в эту даль, на болото? Я прячу ракетницу и достаю термос с чаем и бутерброды. И если я правильно думаю о содержимом Олегова рюкзака, то уж парочка пустых бутылок точно появится в сих местах, столь отдаленных.
Печка соизволила растопиться с третьей попытки, в руинах постепенно стало теплее и даже уютнее, кресла удалось очистить от сырого налета - и девицы тут же дружно достали сигареты, под неодобрительные возгласы мужчин, предпочитавших бутерброды.
- Ну-с, что мы имеем с гуся? - Олег помахал в воздухе найденной тетрадкой. - С гуся мы имеем шкварки... Интересный эпиграф, дети мои! "Грешник, к тебе обращаюсь я! Беги с места сего, ибо праведник не придет в вертеп зла". Итак, господа, все вы грешники. В общем-то, я подозревал нечто подобное... Так, дальше дневник, с шестнадцатого мая, год... год неразборчив.
"16 мая. Пробовали выйти по тропе. Не можем... Клякса.... припасов дня на три.
17 мая. Прошли ко второму дому. Кругом черви и другая мразь. Пашка лежит с температурой, упал в болото.
18 мая. Пропал Длинный, дописываю за него. Пошел к насыпи и не вернулся. Мне послышался крик, но я не уверен. Серега обнаружил подвал, сдуру сунулся туда - вернулся весь белый, руки трясутся... Толком ничего рассказать не может - плетет какую-то ересь об огоньках и блестящем ящике, из которого кто-то смотрит...
19 мая. Снова ходили к тропе. Напоролись на марионеток, еле ушли. Решили больше туда ни..."
- Ну что, хватит? - Олег снял очки и натянуто усмехнулся. - Клуб фантастов... Давайте сами допишем. Что-нибудь упыристическое...
- Читай дальше, - отозвался Глеб.
- Обойдешься. Жрать давайте.
Намеренно грубоватый тон снял напряжение, все зашевелились, доставая еду и придвигаясь друг к другу.
- Про этот хутор близ Диканьки вообще много рассказывают, - говоря, Олег не забывал жевать близлежащие продукты. - Один мой знакомый после него в кришнаиты подался. А раньше водку пил с ночи до утра и по бабам шлялся. С утра до ночи. Или наоборот. Теперь от женского пола шарахается, вместо пива рисовый отвар сосет и орет в форточку "Харе Кришна!" На восемь кило поправился. От медитаций.
- А Петька-фарцовщик отсюда с японским магнитофоном вернулся, заметил Андрюша. - Если не врет. И ни в какие кришнаиты не пошел.
- Ну почему в кришнаиты? Не обязательно... Меняются здесь люди, вот в чем дело. Только никто не рассказывает, что с ним тут произошло. Не могут. Или не хотят.
- Петька рассказывал, - не сдавался нудный Андрюша. - Ходил он тут, ходил, смотрит - магнитофон лежит. "Панасоник". Он его взял, еще походил, ничего больше не нашел и вернулся.
- А кое-кто вообще не вернулся, - мрачно заметил Глеб. - И следов никаких.
Девочки теснее сбились в кучу.
- Ну что ты ерунду порешь?! - накинулся я на Глеба. - Мало ли что тебе понарассказывали! Вон Андрюхе Петька тоже лапши на уши навешал. Про магнитофон. До земли свисает.
Глеб обиделся и заткнулся.
- Мальчики, я боюсь... - Кристина действительно вся дрожала.
Я привстал, намереваясь погладить ее по плечу и сказать что-нибудь крайне мужественное - и наткнулся на ее взгляд. Такие глаза любят в видухе показывать.