Хорошо помню, как в марте 1938 года с самолетов сбрасывали листовки: «Национал-социалистическая Германия приветствует национал-социалистическую Австрию и новое национал-социалистическое правительство, связанные неразрывными узами. Адольф Гитлер». Люди ликовали, потому что им казалось, что именно этот путь избавит их от безработицы и нищеты.
И сегодня с чувством озабоченности предостерегают людей, чтобы они не попались на удочку коричневого сброда, сбивающегося в стада в Европе, или других организаций сомнительного толка. И тем, кто пытается предостеречь нас от них, мне хочется посоветовать больше внимания уделять социальным вопросам, как сейчас, так и в будущем. Потому что каждого, у кого есть работа, она хоть и не превратит в миллионера, но все-таки поможет остаться в стороне от разного рода трескучих идеологий.
Марбахлер был убежденным нацистом, тем не менее, не доносил на несогласных с ним. И со своими работниками, в целом, обходился справедливо, по-человечески.
Хорошо помню один эпизод в связи с моим тогдашним работодателем.
В воскресенье 22 июня 1941 года, как раз в день нападения вермахта на Советский Союз, мне было нужно отправиться вместе с ним по делу в Гросраминг. Покончив с делами, мы забежали в пивную, где и узнали о нападении на Россию. По пути домой Марбахлер, обращаясь вроде бы к себе, произнес следующее: «Теперь, ввязавшись в эту авантюру с Россией, считай, Гитлер войну профукал». Шестнадцатилетним парнем, каким я
-JL
ТГ
был тогда, я просто не понял, какой опасности подверг себя тогда Марбахлер, так разоткровенничавшись со мной. Ведь передай я его слова кому-нибудь еще, и поминай как звали — его тут же арестовали бы, и он загремел бы в концлагерь. Но этот человек, при всей своей ограниченности, все же обладал определенной политической дальновидностью, в то время как мне и в голову тогда не могло прийти, что и мне часть юности придется принести в жертву преступной идеологии.
Военная служба
Призыв
Война уже шла полным ходом и требовала все новых и новых жертв, которые постепенно молодели. 15 октября 1942 года настал и мой черед — я был вырван из привычной жизни. Как тысячи других австрийцев, и я понадобился вермахту. Пунктом сбора стала казарма в городе Олмютц1 в Чехии. Нас разместили в Штархем-бергских казармах, отделение 102, артиллеристы.
На изучение материальной части — артиллерийских орудий — было отведено полтора месяца — 6 недель. После это считалось, что нас можно отправлять воевать. Но к ежедневной казарменной муштре тоже приходилось привыкать. А о том, что предстояло потом, я предпочитал не задумываться. Моторизованным частям придавалось 10 орудий и 5 полевых гаубиц.
После начальной подготовки нам, призывникам, было приказано одеться и подготовиться к длительному пешему маршу. 30 октября нас перебросили сначала в Брюн2, а потом во Францию, так сказать, для окончательной «доводки».
После нашего прибытия туда и был сформирован 332-й артиллерийский полк. Я попал в 8-ю батарею. Это было подразделение на конной тяге, состоявшее из ра--IL
“1Г
дистов, взвода связи, 4-х орудий, отделения боепитания и обозных.
Вблизи Гавра у пролива Ла-Манш нас сначала разместили в каком-то замке, а позже на крестьянском подворье. Раз в неделю, во второй половине дня, пешим порядком отправлялись за 9 км в баню на помывку. Просмотр еженедельной кинохроники также был обязателен для всего личного состава. Выпуски кинохроники посвящались исключительно войне и исключительно военным успехам германского вермахта. Было предусмотрено и посещение солдатского борделя — Ото, так сказать, для расслабления призывников.
Питание в тот период было отменным, и его было вдоволь. И Рождество выпало как раз на период обучения. Командование организовало потрясающее пиршество, с шампанским хоть залейся. Все те из нас, кто похитрее, понимали, что учеба подходит к концу и что не за горами день, когда и нас погонят на Восточный фронт.
Последние недели промелькнули в беспрерывной боевой подготовке и муштре. Проводились и боевые стрельбы — мы палили из наших пушек по водам Атлантики. Стоило кому-нибудь из нас допустить хоть малейшую оплошность, как нас за это сурово наказывали. В прямом смысле втаптывали в грязь: «Лечь! Встать! Лечь! Встать! Бегом марш! Лечь!» — и так далее.
Ночами часто нас поднимали по тревоге. «Тревога! Англичане на побережье! К орудиям! Подготовиться к открытию оборонительного огня!» Учения, тревоги, проверки — ни днем ни ночью покоя. «Это вам для закалки — на Восточном фронте выживают самые выносливые и умелые!» Постоянные придирки, издевательства наших наставников порой было труднее вынести, чем жуткие физические нагрузки.
И вот в один из выходных, ближе к завершению нашей подготовки мне посчастливилось по делам службы сопровождать кого-то из офицеров в Париж, в штаб командования. Мы взобрались на Эйфелеву башню, объе-
хали город на метро. На меня Париж произвел огромное впечатление — до сих пор мне не приходилось видеть действительно больших столичных городов. Повсюду развевались флаги со свастикой, тогда мы еще прочно удерживали в своих руках столицу Франции.
Вперед, в Россию
21 января 1943 года в 3 часа утра — подъем! «Полчаса на подготовку батареи к выступлению!» Это мы уже проходили, только всякий раз выяснялось, что эта тревога — учебная. Но теперь последовал приказ: «Следовать к товарной станции!» И вообще, все происходило как-то по-необычному обстоятельно, да и наши командиры суетились, похоже, всерьез. Орудия, лошади, боеприпасы, полевые кухни — все было погружено в товарный состав. И тут до нас понемногу стало доходить, что произошло неотвратимое — нас действительно перебрасывали в Россию.
К тому времени фактор внезапности нападения, как и наши блестящие победы, ушел в прошлое. Вермахт подвергался мощным контрударам русских. По всему фронту шли ожесточенные арьергардные бои. Нашей задачей было сдержать продвижение русских на запад. Переброска, по нашим расчетам, должна была занять не меньше недели — по железной дороге предстояло проехать через Францию, потом Германию, Польшу и прибыть на Украину.
После восьми дней в пути местность стала постепенно меняться. Мы прибыли в Ромны, это в 250 километрах восточнее Киева. Туда мы прибыли 29 января в 22 часа. И сразу же началась разгрузка состава. Мы вынуждены были поторопиться — все-таки это была территория врага, хоть и занятая нами. Стояла непроглядная темень, дул ледяной ветер. Я подумал: «Бог ты мой, что же нам еще предстоит испытать? Какого черта мы здесь забыли?» Но пути назад, разумеется, не было.
Покончив с разгрузкой, батарея пешим маршем снялась с места. Мы шли по обледенелой дороге в пургу при минус 15 градусах. Привал делали под открытым небом. Ни о каком сне и думать не приходилось — первым делом следовало накормить лошадей, а нам, солдатне, полагался густой суп.
На рассвете мы добрались до какой-то деревни с названием Ильжа3. Только там нам представилась возможность осмотреться. И я, тот, кто всю жизнь провел в горах, пережил настоящий шок — вокруг лежала бескрайняя белая пустыня, сплошной снег. Окажись мы на Луне, тамошний пейзаж был бы веселее. На восточном склоне холма мы заняли позиции. Слава богу, русских вблизи видно не было.
Был конец января 1943 года. 6-я армия Паулюса уже перестала существовать, попав в сталинградский котел. Теперь линия фронта проходила западнее Харькова и чуть восточнее от нашего тогдашнего местонахождения. Мы узнали, что нам предстоит наступать до Курского выступа — именно там располагалась главная полоса обороны. Именно там нам предстояло сдержать рвавшихся вперед русских и оттеснить их.
Наш марш на восток продолжался, но пока что до боевого соприкосновения с противником дело не доходило, хотя по ночам иногда до нас доносилась стрельба. Русская зима доставляла нам массу трудностей. Ночевать приходилось под открытым небом. Если повезет, можно было устроиться за кустами или в защищенных от ветра балках. И уж совсем редко в деревнях, в амбарах и сараях. Каким желанным казался мне наш теплый и уютный домик. О таких условиях ночевки здесь и думать было нечего. Так что приходилось довольствоваться наскоро поставленными палатками.