Стражник оглядел ее с вполне понятной подозрительностью, но Отрава встретила его испытующий взгляд абсолютно спокойно.
— Отрава? — с каменным лицом переспросил стражник. — Какое необычное имя для ребенка
Должно быть, папина любимица, да?
— Она — чистое золото, — весело согласился Брэм, сделав вид, что не заметил насмешки.
Стражник тяжело и протяжно вздохнул, по— дошел к задней части телеги, приоткрыл паруси— новый купол. и заглянул внутрь. Вынул одну железную банку, поднес к уху и, видимо, удовлетворившись этим, швырнул ее к остальным.
— Проезжайте, — буркнул он и удалился. Брэм дернул поводья, крокоящер пронзительно вскрикнул и засеменил дальше. Какое-то время они ехали молча, а потом, когда их уже никто не мог слышать, Отрава поморщилась:
— «Она — чистое золото», — передразнила она Брэма, и тот от души расхохотался.
В машинном доме было жарко, темно, и громко гудели механизмы. Отраве и Брэму пришлось постоять в очереди, пока другие телеги погрузят на подъемник. Когда настала их очередь, подъем— ник с глухим стуком опустился. Отрава была рада оказаться в темноте, потому что хотя бы не было видно, как она дрожит. Подъемник казался таким хрупким — просто железная люлька с ровным полом и ненадежными на вид перилами, совершенно не подходящими для такой махины. Брэм подогнал непослушного крокоящера, пока команда вспотевших рабочих удерживала подъемник. Вместе с ними втиснулись еще две телеги, запряженные лошадьми, и Брэм с Отравой спешились. Почему-то им казалось безопаснее стоять на ров— ном полу, чем сидеть на козлах телеги. Двери подъемника с лязгом закрылись, а потом сильно качнуло. У Отравы к горлу подкатила тошнота. Огромные шестерни в машинном доме зацепились зубцами друг за дружку, и подъемник поехал вверх.
Сначала их окружала только тьма и грохот машинного дома. И вдруг шум стал гораздо тише — это они поднялись сквозь крышу и оказались снаружи, на открытом воздухе. Отрава увидела, как строения с ошеломляющей быстротой проваливаются вниз, а деревья, казавшиеся прежде высоченными, на глазах превращаются в карликовые. Впервые в жизни девушка смогла взглянуть на Черные болота с высоты, и у нее снова перехватило дыхание.
А земля была огромной. Каждый миг жизни, каждый стук сердца оказался ничтожным перед этой необъятной, вызывающей благоговение зеленой вечностью, перед волнистым одеялом влажных деревьев, разрезанным грязными реками, о существовании которых Отрава и не подозревала. Они поднимались все выше, и плоская гладь болот уходила вниз, превращаясь в далекую мутную дымку. Девушка даже не видела дальний край, где, как сказал Брэм, возвышалась такая же большая стена-щит. Она скрылась где-то за линией горизонта.
— Мне кажется, я такая маленькая! — воскликнула Отрава.
— Дорогуша, мы и есть маленькие, — сказал Брэм, перегнувшись через перила.
Похоже, его нисколько не пугало, что земля в буквальном смысле уходит из-под ног.
Отрава осторожными шагами подошла к краю подъемника и посмотрела вниз.
— Перестань называть меня дорогушей, — произнесла она.
Не то чтобы ее это очень беспокоило — она завела этот разговор только для того, чтобы хоть немного совладать с охватившим ее ужасом.
Брэм промычал:
— Уж всяко лучше, чем Отрава. И с чего это ты взяла себе такое имечко?
— Тебе-то какая разница, — ответила она. — Хватит с тебя и того, что додумался назвать мое настоящее имя стражнику.
Брэм нахмурился.
— Просто ничего лучше не пришло в голову, и думать было некогда. Я не хотел, чтобы он что— то заподозрил. Если бы я сказал, что ты живешь на болотах…
— Оттуда мало кто уезжает, люди не любят покидать свои деревни.