Ещё не больно-то научившийся выговаривать слова внук без воя покорился судьбе и, усевшись на отведённом ему во владение участке, ограниченном размерами одеяла, стал терпеливо дожидаться следующего удобного момента, чтобы совершить очередной побег голышом.
- Да ладно мам, пускай хоть тут босиком по траве побегает, там-то у нас негде.
- Ох девка, сразу видать, што робят-то ишшо не хоронила, раз така спокойная,- с укоризной намекнула мать, что одна из сестёр Лизы не дожила и до года. Только махнула на дочь рукой и быстрым нырком сунулась к кусту, сорвать для внука ягод, дабы не тянули они его как магнитом к колючим ветвям, чего занятая разглядыванием Тальки Лиза сделать не догадалась.
Лиза тем временем вновь не удержалась и взглянула на крышу соседской сараюшки. То, что она увидела вызвало её сдержанный, негромкий смех:
- Мам, глянь-ка, видишь на крыше Талька... ха-ха...- Лиза сотрясалась начавшими розоветь на солнце плечами и поднятой купальником грудью, указывая на крышу сараюшки.
Тётка Иринья, нарвавшая почти полную горсть, то бишь большую, прожаренную полевым солнцем тёмную клешнеобразную ладонь со вздутыми страшными венами, отборных крыжовин, метнула свой дальнозоркий взгляд в указанном направлении. Но потешный вид Тальки, в раскоряку распростёртой на крыше в попытке подобрать обронённый гвоздь не вызвал у неё улыбки, напротив её аскетическое, испещрённое старческими морщинами и складками лицо, приняло, мягко говоря, недоброе выражение.
Тётка Иринья ненавидела Тальку. Соседей она недолюбливала всегда, и Тальку тоже с самого её детства. А сравнительно недавно добавилась ещё одна немаловажная причина, после чего неприязнь к соседской дочери возросла прямо-таки в геометрической прогрессии.
Случилось это пять лет назад, когда однажды по чистой случайности полосы льна Тальки и тётка Ириньи оказались рядом. Талька, не любившая выделятся, и когда теребила лён, старалась не выпадать из "толпы", не "урывать" вперёд, и уж ни в коем случае не отставать. Но здесь она по тугодумству не сообразила, что как раз от тётки Ириньи надо бы отстать, а не "приклеиваться" к ней, как велосипедист к лидеру. В тереблении льна главными факторами являются ловкость, выносливость и крепкая поясница, чтобы не уставала наклоняться, да снова разгибаться. Тётка Иринья никак не ожидала получить достойную соперницу в лице такой, вроде бы, неловкой и тяжеловесной девки. Но, заметно уступая в ловкости и опытности, Талька обладала "железобетонной" поясницей и, конечно, далеко не женскими по силе руками. В тот день, наверное, впервые за всю свою трудовую деятельность сухая, костистая тётка Иринья, в которой, казалось, не было ни грамма влаги, взмокла, работая в бешеном темпе, пытаясь во чтобы то ни стало оторваться от Тальки. Все остальные теребильщицы на солидном расстоянии внимали этому необычному соревнованию, которое так и завершилось вничью. После того случая тётка Иринья поставила перед тогдашним бригадиром вопрос ребром: чтобы рядом с ней и поблизости во время теребления никогда не ставили Тальку. В противном случае она пригрозила вообще не выходить на лён. Просьбу заслуженной теребильщицы уважили, тем паче талькины способности значительно чаще находили применение на иных участках - лён всё-таки считался чисто женским занятием.
- Ишь куды её занесло, чай всю сараюшку развалит, кобылишша,- с желчью в голосе отозвалась тётка Иринья, наблюдая за Талькиной деятельностью на крыше.- А ты Лиз, лучше в избу ступай, на вот ягод помой и робёнка забери от греха,- вдруг совершенно неожиданно для дочери предложила мать.
- А это ещё зачем, что мне её стесняться? Она сама по себе, я сама,- воспротивилась Лиза.
- А затем, нечча тут голой скакать, сглазит ишшо ведьма малахольная, сухоту нагонит, и на Сашеньку порчу каку нашлёт.
- Ты что мам... скажешь то же. Какая же она ведьма, Талька-то, что ж я не знаю её?
- А я говорю ведмища, и мать её тож,- с тупым упорством держалась своей версии тётка Иринья.
- Да, ну тебя мам,- отмахнулась Лиза и плавно покачивая бёдрами заспешила к сыну, который вновь воспользовался моментом, покинул пределы одеяла и с шумом принялся преследовать невесть каким образом появившегося в огороде цыплёнка...
8
После обеда облачность сгустилась, и жара чуть спала, временами даже потягивал освежающий ветерок, впрочем, влажность всё равно оборачивалась духотой. Работа не пошла быстрее. Мужики орудовали вилами кое-как, время от времени отлучаясь к одной из дальних копен. Зачем они туда ходили, выяснилось довольно скоро: у мужиков, в первую очередь у Васьки глаза вдруг стали походить на горящие уголья, в то же время и у одного и второго движения становились всё более неловкими, несинхронными.
Одной бутылки, конечно же, оказалось мало. После короткого совещания с Егором, Васька подошёл к одному из возчиков, одноногому инвалиду Евсею Маклюшину и на ухо сделал заказ. В следующую ездку Евсей привёз страждущим ещё "поллитру" самогона, великодушно данную бабкой Устиньей в долг, так как денег при себе ни у Егора, ни у Васьки не имелось - их бдительные жёны таких промахов никогда не допускали.
Талька молча, исподлобья наблюдала, как соловеют мужики, как быстро снижается их и без того небольшой КПД. Прикончив вторую бутылку, Васька с Егором как прилегли на перекур, так уже и не встали. Как Талька ни упиралась, но темп погрузки совсем упал. Собралось уже несколько порожних телег, а возчики, среди которых находилась и одна возчица, посмеиваясь, обсуждали прикемаривших во хмелю Ваську и Егора, да подначивали с издёвкой упревшую Тальку.
Именно задержка возов с клевером, вновь привела Михаила на этот покос. Его мотоцикл, взвывавший от подачи газа на подьёмах и сыпуче-песчаных участках просёлочной дороги, возчики услышали издалека.
- Мишанька едет, бригадир!- многие из мужиков, конечно, не были в восторге, что над ними поставили бригадира, которого они, уже будучи взрослыми, помнили бегавшим по деревни босоногим пацаном.
- Да, чё он им сделат-то, поорёт да закроется... Эй Тальк, потолкай мужиков, а то он им того, по трудодню сымет!
Талька, что называется, и ухом не повела, продолжая вздымать клевер на очередной воз.
- Эй ты, ломовая, оглохла штоль?!- это уже кричала курносая Катерина Мельникова, сорокалетняя любительница попеть полупохабные частушки и имеющая очень доброе сердце касательно хмельных и пьяниц вообще (довольно распространённое на Руси явление пороком и чудачеством не считающееся). Однако и после её окрика ничего не изменилось, Талька продолжала невозмутимо махать вилами.
- Ах ты колода непутёвая!...- посылая скорострельную очередь ругательств и злобные взгляды в потную талькину спину. Катерина кинулась к похрапывающим в своё удовольствие Ваське и Егору.- Мужики, эй!... Вась, вставайте, бригадёр вона едет, слышь мотоцикл тарахтит... Ну, вставайте же, чай ругаться будет...!
- За зря Катьк трясёшь... только грыжу наживёшь ха-ха... Их теперь и с артиллерии не разбудишь... Вот ежели ещё чекушку, а так всё, амбец, никто им не указ... ха-ха, ни царь, ни бог, и не герой...- весело реагировали возчики на бесплодные попытки Катерины растолкать пьяных.
Михаил сразу понял в чём дело. Отстранив Катерину, он заорал срывающимся голосом:
- А ну ссуки... вставайте!!
Опыт горлового воздействия Михаил имел. Его уже не впервые выдвигали на низшие командные должности: в армии он дослужился до старшего сержанта, заместителя командира взвода, и в Сибири тоже без малого два года пребывал в должности бригадира. Только вот, и в Армии, и на Строительстве командовать ему приходилось либо ровесниками, либо чуть более молодыми, здесь же в родной деревне, большинство членов бригады оказались старше его. Возчикам, кроме Катерины, искренне переживавшей за "поддатых" мужиков, было крайне любопытно, как поведёт себя молодой бригадир в пиковой ситуации. Михаил же и без того пребывал уже на порядочном взводе...