– Судя по тому, как волосы седеют и вылезают у него на макушке, ему лет сорок пять, к тому же у него слезятся глаза – верный признак того, что он слишком много пьет. Он работает управляющим банка Кингстона в Сан-Рафаэле. Три года назад мистер Уоткинс прибыл к нам с Востока – и надо же, сразу стал руководить единственным банком в городе! Я от него не в восторге: слишком уж он задается. Говорят, содержит в Ногалесе любовницу и даже прижил от нее ребенка, но хочет, чтобы в Сан-Рафаэле его считали образцовым гражданином, примерным мужем и отцом. Он стал даже церковным старостой в хиллсайдском приходе.
Улыбаясь про себя, Пит подумал, что Джек, несмотря на свою страсть к безобидным сплетням, – милейший старый чудак. Как бы то ни было, искусство управления почтовым дилижансом Пит постигал благодаря ему.
– А как насчет той женщины с огненно-рыжими волосами? Ее ты раскусил, Джек?
– Ее я тоже знаю. Нелли Трэйверз работала одно время в Сан-Рафаэле – подавала напитки и пела в салуне «Золотой самородок». А где-то год назад вдруг собралась и уехала из города. Интересно, зачем ее обратно принесло? Может, собирается снова у нас обосноваться?
– Похоже на то, Джек. Багажа у нее хватает.
– Бьюсь об заклад, что добропорядочные граждане Сан-Рафаэля не позволят ей забыть прошлое. Так что, думаю, Нелли вскоре опять начнет услаждать ковбоев своим пением да веселой улыбкой. Говорят, сердце у нее золотое и нрава она доброго. Сам-то я на этот счет ничего сказать не могу: я верен моей Эллен. А в «Золотой самородок» захожу нечасто, только когда жажда пересилит отвращение к той бурде, что они там подают.
Почтовая карета приближалась к опасному месту: справа от дороги зияла пропасть глубиной не меньше пятидесяти ярдов. [2] Пит натянул поводья и, осторожно проведя упряжку через узкую горловину, опять повернулся к Джеку.
– Ты ничего не сказал о третьей пассажирке. Признайся, что она – крепкий орешек.
Джек искоса взглянул на Пита и вздохнул: эта женщина в черном траурном платье занимала его мысли с тех самых пор, как села в дилижанс. Да, она, пожалуй, была для него загадкой. Джек мало что мог бы о ней сказать. За все время путешествия незнакомка ни разу не откинула с лица черной вуали. Траурное одеяние укрывало ее так надежно, что он не рискнул бы даже определить ее возраст.
– Странно, что она все время молчит, – заметил Джек. – Насколько я знаю женщин, они вечно трещат без умолку.
Пит усмехнулся и решил подлить масла в костер его любопытства.
– А я знаю, как ее зовут! – заявил он. Джек недоверчиво покосился на друга.
– Откуда тебе знать? Что-то я не помню, чтобы она с тобой разговаривала хоть раз за всю дорогу.
– Зато я слыхал, как она в Клинт-Уэллзе говорила с младшим сынишкой Джесса Таннера. Она ему сказала, что ее зовут Камилла Кастельо. Миссис Камилла Кастельо.
Джек принялся перебирать в памяти всех известных ему женщин, но ему никак не удавалось вспомнить.
– Камилла? Камилла… Ты уверен, что она так назвалась?
– Угу. Я своими ушами слышал, как она сказала: «Миссис Камилла Кастельо». Да что уж там, Джек, признайся: ее тебе не раскусить. Ты знаешь только то, что она села в дилижанс в Новом Орлеане и следует до Сан-Рафаэля.
Джек покачал головой, не желая признать свое поражение.
– Ну положим, кое-что можно предположить. Должно быть, в Сан-Рафаэле у нее какие-нибудь родственники. И я готов держать пари, что она только что потеряла мужа.
– А как тебе этот птенчик, которого она везет с собой? А, Джек? Я в жизни ничего подобного не видывал! Сущий дьявол! Слава Богу, он в клетке, а то бы я страху натерпелся. Похоже, он злющий, как черт, – заметил Пит.
– Может, оно и так, но она заплатила полную стоимость за второе место, чтобы эта птица могла путешествовать с ней в карете.