Снова посмотрев на Альтху, я спросил:
– Что ты делаешь за стенами города? Ты что, с ума сошла – шатаешься черт знает где, да еще одна!
Она не ответила, но явно здорово испугалась. Постаравшись смягчить голос, я сел рядом с ней на траву и сказал:
– Странная ты девчонка, Альтха. Ты не такая, как другие женщины племени. Люди говорят, что ты волевая, упрямая и своенравная, причем иногда – безо всякой причины. Я не понимаю тебя. Ну зачем, скажи мне, так рисковать жизнью?
– Что ты теперь сделаешь? – вдруг спросила она.
– Как что? Отведу тебя обратно в город, конечно.
При этих словах ее лицо приняло выражение упрямого несогласия.
– Ну что ж, веди. Отец меня выпорет. Ну и пуст! А я снова убегу, а потом снова и снова!
– Но зачем ты убегаешь? Куда ты рвешься? Здесь тебя рано или поздно просто сожрет какая-нибудь тварь. Вот и все.
– Ну и ладно! Значит, я хочу, чтобы меня сожрали.
– Тогда зачем же ты убегала от птицы?
– Инстинкт сохранения жизни, – многозначительно ответила она.
– Но почему ты хочешь умереть? – воскликнул я. – Ведь женщины племени Котх счастливы, а тебе живется не хуже, чем им.
Она отвернулась и обвела взглядом бескрайнюю равнину.
– Есть, пить и спать – это еще не все, – каким-то странным голосом сказала Альтха. – Это могут и животные.
Я рассеянно почесал в затылке. Я частенько слышал подобные речи на Земле, но здесь, на Альмарике, это было в диковинку. Альтха продолжала говорить, обращаясь не столько ко мне, сколько сама к себе.
– Я не могу так больше жить. Я, наверное, не таккая, как все. Я все время чего-то хочу, чего-то ищу…
Удивленный такими непривычными словами, я взял ее голову в руки и аккуратно повернул, чтобы посмотреть девушке в глаза. Ее загадочный взгляд встретился с моим.
– Пока тебя не было – было трудно, – сказала она негромко. – А теперь стало еще труднее.
От удивления я разжал руки, и Альтха опустила голову.
– Почему же из-за меня стало хуже?
– Что такое жизнь? – ответила она вопросом на вопрос. – Неужели то, как мы живем, единственно возможная жизнь? Неужели нет ничего другого, ничего, кроме наших повседневных интересов и потребностей?
Я растерянно покачал головой и сказал:
– Ну, на моей планете, на Земле, я встречал многих людей, стремившихся к какому-то туманному идеалу. Но я не скажу, чтобы они были счастливы.
– Я-то сначала подумала, что ты не такой, как другие, – сказала она, глядя куда-то вдаль. – Когда я увидела тебя в кандалах, впившихся в твою нежную, гладкую кожу, я подумала, что ты умнее, тоньше, нежнее, чем наши мужчины. А ты оказался таким же грубым и диким, как и все осталные. Ты так же, как и они, проводишь время в охоте на зверей, драках с людьми и пьяных пирушках.
– Но ведь так все живут! – возразил я.
Она кивнула:
– Ну вот, значит, я действительно не гожусь для этой жизни. Лучше уж мне умереть.
* * *
Мне почему-то стало стыдно. Я понимал, что землянину жизнь на Альмарике могла показаться грубой, жестокой и бессмысленной. Но услышать такое от местной женщины… Если кто-нибудь из них и желал большего внимания и участия со стороны мужчин, то они не показывали вида, что это так. Они казались довольными заботой и защитой и терпеливо сносили грубость своих мужчин. Не зная, что ответить, я поискал подходящие слова и не нашел. Я вдруг как-то разом, явственно, ощутил себя грубым, жестоким, варваром. Помолчав, я безнадежно сказал:
– Ладно, пойдем. Я отведу тебя обратно в город.
Она согласно кивнула и вдруг, всхлипнув, добавила:
– И можешь посмотреть, как отец будет меня пороть. Тебе понравится!
Тут я нашелся, что ответить:
– Он не будет тебя пороть. Пусть только дотронется до тебя – я ему шею сверну.
Альтха быстро перевела на меня заинтересованный взгляд.