— «Tracez votre chemin». Это означает: «Сам прокладывай себе путь», — объяснил он.
Розамунда кивнула.
— Пожалуйста, Хью, живи подольше, чтобы я "смогла сама выбрать себе мужа, — попросила она, весело блестя глазами. Хью громко рассмеялся и сам удивился себе. Как давно он не хохотал так искренне, без всякой злобы или обиды!
— Постараюсь, Розамунда, — пообещал он.
— Сколько тебе лет? — выпалила она.
— Сегодня двадцатый день октября. В девятый день ноября мне исполнится шестьдесят. Я очень стар, Розамунда.
— И вправду, — серьезно согласилась она.
Не в силах сдержаться, Хью снова хмыкнул.
— Мы будем друзьями, девочка, — объявил он и, упав на колени, взял ее руку.
— Клянусь тебе в день нашей свадьбы, Розамунда, что, пока живу, превыше всего буду ставить интересы твои и Фрайарсгейта.
И с этими словами он поцеловал маленькие пальчики.
— Может, я тебе и поверю, — сказала Розамунда, отнимая руку, но тут же лукаво улыбнулась. — Я рада, что дядя выбрал именно тебя, Хью Кэбот, хотя, думаю, он вряд ли это сделал бы, знай твое истинное лицо и мятежные мысли.
И никакая тетка не смогла бы его уговорить!
— Моя жена-дитя, — обратился к ней Хью, — подозреваю, что у тебя имеется склонность к интригам. Весьма интересное свойство для столь молодой особы.
Он встал и снова устроился в кресле.
— Я не знаю, что такое интрига. Это хорошая вещь? — допытывалась Розамунда.
— Иногда. Я всему научу тебя, — заверил он. — Тебе понадобится немало ума и сообразительности, когда я уйду и не смогу больше тебя защищать. Твой дядя — не единственный, кто мечтает заполучить Фрайарсгейт. Вполне возможно, найдется человек сильнее и опаснее Генри Болтона.
У тебя хорошая голова, девочка. Тебе просто необходимы мои наставления, чтобы выжить и уцелеть в этой схватке.
Вот так началась их супружеская жизнь. Хью быстро полюбил малышку, всячески ее лелеял и баловал, как дочь, которой он никогда не имел. Розамунда отвечала ему тем же. Он заменил ей дедушку, и отныне они стали неразлучны. На следующий день после свадьбы оба отправились объезжать имение: Хью на крепком гнедом мерине, а Розамунда — на снежно-белом пони с черными гривой и хвостом. Хью был поистине потрясен, обнаружив, как много знает девочка о своих владениях. Она очень гордилась Фрайарсгейтом и показала мужу зеленые луга, по которым бродили овцы, и плодородные пастбища, где коровы щипали траву под осенним небом.
— Дядя делился с тобой знаниями? — расспрашивал он.
— Никогда, — вздохнула Розамунда. — Для Генри Болтона я всего лишь собственность, которой следует управлять, чтобы он, в свою очередь, мог заполучить Фрайарсгейт.
— Откуда же тебе все так хорошо известно? — удивился он.
— У моего деда было четверо сыновей, — начала девочка. — Отец родился третьим, но первые два были незаконными и появились на свет до женитьбы деда. Дядя Генри — самый младший. А старший — дядя Эдмунд. Мой дед любил всех детей, но больше всего — Эдмунда и Ричарда. Дядя Генри родился, когда моему отцу исполнилось пять. Говорят, что дед не делал различия между сыновьями, кроме разве того, что именно мой отец был объявлен законным наследником. Эдмунду и Ричарду даже позволили носить фамильное имя. Дядя Генри ненавидит их, особенно Эдмунда, потому что дедушка любил его больше всех.
Дед отдал Ричарда церкви, чтобы искупить свои грехи.
Он стал монахом в аббатстве Святого Катберта, что неподалеку от Фрайарсгейта. Эдмунда дед сделал своим управителем, когда тот вырос, а старый управитель умер.