– К сожалению, пока ничего у вас приобретать я не планирую, хотя, не исключено, со временем и стану вашим клиентом. Мне вас порекомендовал капитан Сэмюель Джейсон Уолкер, просил передать вам привет и вот это.
Я протянул старику записку, и, прежде чем её прочитать, Лейбовиц натянул на нос круглые очки.
– Да, это почерк Уолкера, – кивнул он, почесав жёлтым, словно у курильщика, ногтем кончик носа. – Называет вас Филом и просит оказать подателю этой записки посильную помощь, поскольку человек вы здесь новый и с местными реалиями, как он предположил, совершенно незнакомы. Более о вас ни слова.
– Если сможете чем-то помочь, буду весьма признателен, если нет… что ж, тогда извините за беспокойство. – Я сделал движение, словно собираюсь покинуть лавку.
– Не торопитесь, молодой человек, я ещё ничего не сказал. Давайте-ка присядем и спокойно поговорим. Может, кофе?
Несмотря на то что относительно недавно я опорожнил большой стакан кофе в итальянской пиццерии, от предложения не отказался. И не пожалел. Через десять минут передо мной на столике стояла чашечка тонкого фарфора, наполненная тёмной дымящейся жидкостью. Если в пиццерии кофе был неплохой, то у старика – просто изумительный! Пусть даже без молока и сливок, что, впрочем, только пошло на пользу, так как я смог насладиться вкусом настоящего бразильского кофе. Всё это ещё больше расположило меня к антиквару.
– Итак, если вас не затруднит, мистер…
– Ефим Сорокин, или можно Фил.
– Постойте, так вы русский?
– Да, а что?
– Так мы с вами, получается, в какой-то мере земляки! – воскликнул Лейбовиц, переходя на великий и могучий. – И таки мы с вами вполне можем говорить на нашем родном языке, благо я ещё его помню. Я родился в Могилёве ещё в царствование императора Александра Второго. А когда мне исполнилось семь лет, отец с семьёй решил искать счастья за океаном. Мои родители со мной и двумя моими старшими сёстрами прибыли в Нью-Йорк двенадцатого августа тысяча восемьсот восемьдесят седьмого года. Отец был сапожником и здесь продолжил своё занятие. Надеялся, что и я пойду по его стопам. Так и было поначалу, однако меня всегда интересовали старинные вещи, и со временем я устроился помощником к одному антиквару, а затем скопил денег на открытие собственного магазина. и пока, несмотря на обилие конкурентов, держусь на плаву. Кстати, можете называть меня Абрам Моисеевич, это для местных я Абрахам без отчества. Теперь вы, мистер Сорокин, расскажите немного о себе, что сочтёте нужным, и как вы познакомились с Сэмюелем?
– Начнём с того, что я – беглый преступник. – Краем глаза я следил за реакцией Лейбовица. Однако, что удивительно, при моих словах на его лице не дрогнул ни единый мускул.
– Любопытное начало, – кивнул он. – Продолжайте.
В течение следующих пятнадцати минут я выложил перед владельцем лавки историю, которую в своё время озвучил Уолкеру. Антиквар внимательно слушал, ничем не выказывая своих эмоций, если они у него, конечно, вообще имелись.
– Что ж, весьма, весьма познавательный рассказ, – заключил он, откидываясь в кресле со сцепленными на впалом животе пальцами рук. – Не смею высказывать своё недоверие к вашей истории, не пойму только, чем вы так пленили продублённое солёными ветрами сердце старого морского волка? Почему он вас не высадил в ближайшем или нью-йоркском порту и не сдал в полицию? И даже дал вам мой адрес…
– И сам не пойму, – совершенно искренне пожал я плечами. – А вы как познакомились с Уолкером?
– В молодости я был не в пример шустрее и на равных участвовал в драках подростков. На Брайтон-Бич такое было не редкость. Если за себя не постоишь, к тебе так и прилипнет ярлык труса и неудачника. Как-то сошлись стенка на стенку, и так получилось, что я дрался с парнем, которого звали Сэм Уолкер. Намяли друг другу бока знатно, хоть он и был крепышом, а я худым, словно тростинка. И так случилось, что мы с ним после этого подружились и дальше стояли друг за друга горой. Так наша дружба и тянется до сих пор… Однако вынужден поинтересоваться: есть ли у вас какие-то планы относительно ваших будущих действий?
– Честно сказать, пока ещё не придумал, чем планирую заниматься. Могу выполнять любую черновую работу. Главное – обзавестись документами. Подавать на гражданство, сами понимаете, нет смысла, меня вышлют из США в двадцать четыре часа как незаконно пересёкшего границу. Если только удастся раздобыть поддельные документы. Не знаете, случайно, сколько это может стоить?
– Гм, молодой человек, если бы не эта записка от Сэмюеля, я подумал бы, что вы провокатор, подосланный ко мне из ведомства Джона Гувера[1]. Хотя с какой целью? Я же никогда ничем противозаконным не занимался… А потому и ответа на ваш вопрос, к сожалению, дать не могу. – Судя по мелькнувшей в глазах собеседника хитринке, всё же кое-какие делишки в обход закона он обстряпывал и, возможно, неоднократно. Но свои мысли я придержал при себе. – Впрочем, раз уж и вы русский, и я в какой-то мере русский, то, вероятно, смогу что-то для вас придумать, – добавил антиквар.
В этот момент звякнул колокольчик над дверью, и в лавке стало на двух персон больше. Молодые парни, лет по двадцать. Уже один их возраст наталкивал на вопросы. Что им делать в антикварном магазине, куда обычно заглядывают люди среднего и старшего возраста? При этом от обоих исходили волны решимости, смешанной со страхом.
– Одну секунду, – кивнул мне Лейбовиц, поднимаясь и переходя на английский: – Чем могу вам помочь, молодые люди?
Один из них остался у двери, перевернув табличку словом «Закрыто» наружу, а второй резко выхватил из кармана пиджака браунинг.
– А ну, старик, быстро гони всю наличку! – крикнул обладатель пистолета, направляя его то на антиквара, то на меня. – И не вздумайте дёргаться, вы двое, иначе я за себя не отвечаю.
– Позвольте, – растерянно произнёс Лейбовиц, – что вы себе позволяете?..
– Деньги гони, старый хрыч!
Довеском к требованию послужил удар рукояткой пистолета по лицу старика, и из его разбитой губы по подбородку потекла тёмно-красная струйка.
Дальше сохранять нейтралитет не представлялось возможным. Я медленно поднялся под дулом направленного на меня браунинга и, показывая раскрытые ладони, спокойно сказал:
– Парни, вы хорошо подумали, прежде чем решиться на ограбление?
– Ты кто, твою мать, такой?! – выкрикнул обладатель оружия.
– Кто я? Я агент Федерального бюро расследований. Если вы, ребята, не в курсе, это ведомство Джона Эдгара Гувера.
Лейбовиц бросил на меня быстрый взгляд, но промолчал.
– И мистер Лейбовиц – хороший друг мистера Гувера, также являющегося большим любителем антиквариата, – продолжил я. – У моего шефа грядёт день рождения, и я пришёл сюда, чтобы выбрать для него подарок от лица отдела тяжких преступлений. Когда Гувер узнает о том, что его друга ограбили и, не приведи Господь, ранили или убили, он придёт в неописуемую ярость. И я вам гарантирую, парни, что на свободе вы будете оставаться не больше суток. Даже если вы уберёте и меня, единственного свидетеля, который видел ваши лица, то время вашего пребывания на свободе удлинится не надолго. Так что мой вам совет, ребята: приносите извинения хозяину лавки устно и материально, думаю, за 50 долларов мистер Лейбовиц вас, возможно, и простит. После чего вы покидаете магазин, а мы забываем об этом неприятном инциденте.
Грабители переглянулись. В их глазах теперь уже читалась неуверенность.
– Какой ты на хрен агент! У тебя что, есть документ, удостоверяющий, что ты из ФБР?
– Ты, часом, не охренел, парень? Ты кто такой, чтобы требовать у меня документы? Размахиваешь тут палёной пушкой и думаешь, что самый крутой? Если ты такой крутой и тебе насрать на самого Джона Эдгара Гувера, то, может, тебе и на сицилийскую мафию насрать? Да ты знаешь, что у меня в сицилийской мафии половина родни? Чувствуешь мой итальянский акцент?
Грабители снова переглянулись, теперь уже совсем неуверенно, а обладатель пистолета даже опустил руку с оружием.