– Да какого хрена я тут перед вами, шелупонью, распинаюсь?! Вы всё равно уже почти покойники. Моим друзьям убить человека – всё равно что поджарить яичницу. Даже страшно представить, что они с вами сделают, попадись вы им в руки. Для начала отрежут вам член вместе с яйцами, засунут его вам в рот и заставят всё это сожрать. А после того, как вы, давясь, проглотите свои гениталии, они аккуратно, чтобы вы не откинулись, вскроют вам брюхо, желудок, извлекут оттуда изжёванные член с яйцами и снова заставят вас всё это сожрать, – говорил я, повышая тон и надвигаясь на опешившего грабителя, тыча в него пальцем. – И это будет продолжаться до тех пор, пока ваша мужская гордость не превратится в фарш. После этого они запустят вам в желудок живую крысу, а живот зашьют, и крыса будет прогрызать себе выход на свободу через вашу глотку. Ты этого хочешь, мать твою?! А? Говори, этого?!!
Я резким движением выхватил из-за пазухи револьвер и приставил ствол к голове побелевшего от ужаса парня.
– Бросай пушку, живо!
Браунинг выскользнул из ослабевших пальцев, с глухим стуком упав на пол. Казалось, бедняга сейчас грохнется в обморок. Напарник грабителя выглядел не лучше, вжавшись спиной в дверь, за которой ничего не подозревающие жители мегаполиса спешили по своим делам.
– Прошу вас, – пролепетал парень, зажмурившись. – Прошу вас, мистер, отпустите, клянусь, мы забудем сюда дорогу.
– Сначала гони пол сотни баксов, ублюдок.
Трясущейся рукой тот извлёк из кармана три смятые долларовые бумажки и горстку мелочи. Его дружок предъявил пятидолларовую купюру.
– Это всё, что у нас есть.
– Мелочь можешь оставить себе, – сказал я, забирая помятые бумажки. – А теперь валите оба отсюда, и не дай бог я вас ещё увижу поблизости от этого магазина.
Через несколько секунд в магазинчике снова остались только мы с Лейбовицем. Тот вытер кровь носовым платком, а затем метнулся куда-то за ширму и вернулся с бутылкой бурбона и парой стаканов.
– Вы как хотите, а я выпью, – произнёс он на русском, дрожащей рукой разливая коричнево-золотистую жидкость по стаканам. – Всё-таки не каждый день тебя грабят.
– Пожалуй, тоже не откажусь, – согласился я, поднимая свой стакан.
– А у вас завидная выдержка, – сказал антиквар, немного успокоившись. – Признаться, в первый момент я даже поверил, что вы и впрямь работаете на ФБР. Сыграно весьма убедительно.
– Именно ваше предположение помогло мне придумать версию об агенте из Федерального бюро расследований.
– А что, у Гувера правда скоро день рождения?[2]
– Понятия не имею, сказал просто наудачу. Но, как видите, прокатило. Вряд ли они тоже это знают. С мафией также вариант пришёлся кстати, вон как перепугались ребята. Может, стоило всё же вызвать полицию?
– Да где их теперь искать, этих проходимцев… Тем более не лучший вариант для вас – вы же пока человек без документов.
Лейбовиц ещё плеснул себе бурбона, я же отказался, мне было достаточно.
– Как вы думаете, их кто-то подослал или они сами по себе? – снова спросил антиквар после того, как стаканы и бутылка были убраны со стола.
– Скорее всего, второе, слишком уж несерьёзно они выглядели. Наверняка обычная шпана, решившая грабануть беззащитного старика. А вы никому не отчисляете за охрану?
– Да кому нужен старик, промышляющий антиквариатом?! Что с меня взять? Если бы я имел подпольное казино или бордель – тогда другое дело.
– Кстати, вот ваши восемь долларов…
– Бросьте, оставьте их себе, вы их честно заработали.
Почему бы и нет, и я с довольным видом убрал купюры в карман.
– А кто сейчас в Нью-Йорке представляет реальную силу? – спросил я, вспомнив сюжет «Крёстного отца».
– Если брать тех, кто стоит по ту сторону закона, то это Комиссия[3], та самая итальянская мафия, которую вы упомянули. Комиссия состоит из пяти влиятельных семей. Это семьи Дженовезе, Бонанно, Луккезе, Профачи и Гамбино. Можно ещё вспомнить Аль Капоне, но он работает в Чикаго, и Стефано Магаддино – тот подмял под себя Буффало. Есть ещё Мейер Лански, но он в Комиссию не входит, так как не является итальянцем.
– А что ещё вы о них знаете? Слухами, как говорят на нашей с вами родине, земля полнится.
– Честно говоря, немного. Основатель Комиссии и семьи Дженовезе Чарли «Лаки» Лучано три года назад угодил в тюрьму, вроде бы за сводничество. Его место во главе семьи должен был занять Вито Дженовезе, но он сбежал в Италию, оставив трон Фрэнку Костелло[4]. Джо Бонанно является самым молодым главой семьи, его в своё время поднял Сальваторе Маранцано[5], на стороне которого он выступал во время Кастелламмарской войны[6]. Не брезгует продавать наркотики, хотя и легальный бизнес, по слухам, впечатляет. Кстати, в его ведении большая сеть похоронных бюро по всей стране. Семью Луккезе возглавляют два тёзки – Гаэтано Луккезе и Гаэтано «Томми» Гальяно. Они занимаются преимущественно перевозками и одеждой, хотя не чураются доходов от проституции, букмекерства, ростовщичества и других незаконных видов деятельности, что является основой благосостояния других семейств. Насчёт ещё двух семей у меня нет точной информации, а слухами не хочу вводить вас в заблуждение. Что касается Лански, на самом деле его фамилия Сухомлянский, он ещё больший мой земляк, чем вы, потому что является уроженцем Гродно. По приезде в США их фамилию укоротили, так они стали Лански. Мейер вместе со своим дружком Багси Сигелом возглавляет еврейскую мафию, если можно так выразиться. Занимаются тем же, что и итальянцы. – В лице Лейбовица мелькнуло что-то вроде легкого презрения.
Ага, видно, не по душе ему, что сородичи встали на неправедный путь. Но я этого самого Лански мог оправдать, человек решил не выживать, а жить в своё удовольствие, наверняка при этом помогая единоверцам. И я далеко не был уверен, что методы работы еврейской мафии были столь же жестокими, как и у итальянцев, о которых столько было писано-переписано.
– А вы, Абрам Моисеевич, неплохо осведомлены для простого антиквара.
– Так ведь, как писал ваш Ленин, жить в обществе и быть свободным от общества нельзя.
– Вы и Ленина читали?
– У меня имеется собрание его сочинений, – самодовольно усмехнулся Лейбовиц. – Собирал нелегально, иначе меня сочли бы коммунистом.
– И не боитесь мне об этом рассказывать?
– Не боюсь, есть в вас что-то, какой-то стержень. Знаете что, а вы мне понравились.
– Да ну! – позволил я себе лёгкую иронию.
– Я говорю серьёзно. Мы, евреи, народ в массе своей подозрительный, но вы сумели произвести на меня впечатление. Если только это не хитро разыгранная комбинация с подставными грабителями… Не перебивайте, молодой человек. Верю, что это не розыгрыш. Если у вас и имеется артистический талант, то те парни – совершенные олухи. Либо это будущие Гарольды Ллойды[7], в чём я сильно сомневаюсь. Да и какой смысл меня дурачить? Втереться в доверие? Считайте, вам это удалось, вот только я не столь богат, как некоторые думают, и почти всю имеющуюся наличность предпочитаю держать в банке. – Антиквар проворно вскочил, снова исчезнув за ширмой, послышался скрежет проворачиваемого в замочной скважине ключа, и вскоре он появился, держа в руках кинжал в ножнах старинной работы. Сел, вынул клинок из ножен, покрутил в руках, любуясь узорами на чуть потемневшем от времени, изогнутом лезвии. – Тринадцатый век, кинжал-хаджар, такой обычно входил в экипировку арабского конного воина. Этот же принадлежал лично Саладину. Саладин, он же великий полководец Салах ад-Дин, он же Юсуф ибн Айюб, является основателем династии Айюбидов, которая в период своего расцвета правила Египтом, Сирией, Ираком, Хиджазом и Йеменом. Вы должны понимать, что обошёлся кинжал мне… Ну, не важно во сколько, но достаточно дорого. Подержите в руках. Чувствуете, как в нём кипит сила столетий? Можно только догадываться, сколько жизней он унёс, сколько на нём крови, потому что Саладин не чурался лично вести за собой отряды своих подданных в битвы против крестоносцев.