Далибор был восхищён произошедшим, а именно быстротой и лёгкостью расправы. Наглый захват общей ложки, являлся обычным действием старшего крестьянина во время обеда, считавшего, по-видимому, это своим священным правом. Импульсивный Далибор уже не раз устраивал склоки с ним по этому поводу, не редко доходившие до потасовок. Но в тех случаях, оппоненты подолгу обкладывали друг друга бранью, а если и переходили к силовому разрешению вопроса, то схватившись, долго валялись по земле, не нанося друг другу существенного урона. На этот шум всегда сбегались наёмники, более движимые возможностью насовать провинившимся работникам пинков и затрещин, чем желанием навести порядок. После такого исхода каждый мог считать себя победившим, и никто не собирался менять манеру поведения. Теперь же беспомощность старого наглеца перед Духовладом была очевидна и бесспорна. Вернувшись к котелку с овсом, возле которого его ожидал сияющий Далибор, Духовлад стал неспешно накладывать кашу в кривую глиняную миску.
– Ну, ты его… Ну, ты дал… Ну, ты молодец… – никак не мог выдать что-либо вразумительное Далибор.
– Да перестань, – несколько смущённо прервал его Духовлад – Велика победа! Он же не воин.
– Ну, всё равно! Ты так быстро с ним разобрался, что даже наёмники сбежаться не успели! Молодец!
Духовлад отложил себе примерно половину оставшегося и передал ложку Далибору. Тот выгреб в свою миску остаток и с недоумением посмотрел на большую, грубо выделанную ложку, явно слишком громоздкую для использования по прямому назначению:
– Да как он ею ест?! Её и в руках то держать неудобно, не то, что в рот засовывать!
– Для него, думаю, дело не в удобстве, – ответил Духовлад – Скорее знак превосходства. Он так пытается показать, что он главный среди нас.
– Вот ублюдок! – заключил Далибор, небрежно бросив ложку в пустой котелок, и смерив презрительным взглядом сбившихся в кучку крестьян.
– Да оставь ты в покое несчастных глупцов! – улыбаясь, успокаивал его Духовлад – Они пленники своего невежества, живущие сиюминутной выгодой. Они не умеют видеть людей: готовы облизывать пятки роскошно разодетому ожиревшему лентяю, при этом с презрением плюнут в сторону скромно одетого мудреца. Лучше себя самого, дурака никто не накажет!
Далибор начал раздражаться попустительством собеседника:
– Что значит оставить в покое?! Да ему спуску давать нельзя ни за какую мелочь! Оглянуться не успеешь, как на голову вылезет!
– Так что же теперь, это ничтожество врагом всей своей жизни сделать?! – уже откровенно смеялся Духовлад – Или предлагаешь убить его, получить море побоев от наёмников, а после ещё и за него работать? Я уверен, что после сегодняшнего, он ещё долго будет вести себя хорошо. Ненужно заострять на нём внимание. Победа над ничтожеством будет ничтожной.
Далибору нечего было возразить на это, и он просто насупился и замолчал, выражая этим детским поступком категорическое несогласие с собеседником. Духовлад тоже замолчал, решив дать новоявленному товарищу, время успокоится самостоятельно.
Вскоре появился Сбыня, дав понять с помощью отборной брани, что время на отдых и приём пищи подошло к концу. Работа закипела снова. Далибор всё время молчал, имея мрачный и задумчивый вид. Теперь, когда он увидел, как Духовлад осадил наглеца, его терзало негодование: почему тот ведёт себя так покладисто?! Ведь по уверенности движений было видно, что он знаком с боевыми приёмами, и в свете этого рассказ о том, будто он зарубил двух стражников, казался вполне правдоподобным. Но как человек, обладающий подобными навыками, может позволять так с собой обращаться?! Далибор никак не мог понять этого. Он был убеждён, что будь у него подобные навыки, всем бы пришлось с ним считаться. Духовлад тоже не пытался заговорить с ним. Изображая усердие в труде, он изучал обстановку в обозе: сейчас больше всего его интересовали наёмники. Среди них он заметил совсем немного людей, создававших впечатление бывалых бойцов. Каждый из этих людей держался особняком, сидя где-нибудь на солнышке с задумчивым видом, как-бы не интересуясь происходящим вокруг, тем ни менее нужные вещи от их внимания не ускользали. Подавляющее же большинство наёмников были обычными деревенскими мордоворотами, просто решившими, что созданы для чего-то более важного, чем выпас скота и сбор урожая. Они то и дело слонялись по двору, выпятив грудь, шагая широко и вальяжно, неся на лице, до приторности фальшивую, несуразную их быдловатой внешности, маску пафосного пренебрежения. Для придания дополнительной важности себе, они всё время прикрикивали на работников (практически всегда безосновательно), угрожая наказать за медлительность.
Когда солнце стало клониться к закату, работников загнали обратно в подвал, разрешив перед этим утолить жажду из корыта для пойки вьючного скота, и выдав по куску несвежего хлеба, дабы те хоть немного утолили голод. От тяжёлой работы всё тело Духовлада гудело, но он с детства был привычен к такому состоянию, и поэтому усталость его не сильно беспокоила. Дожевав хлеб, он, почти не спавший прошлой ночью и так сильно утомлённый сегодняшней работой, мгновенно уснул.
Утром Сбыня снова спустился в подвал в сопровождении громадного наёмника. Утомлённые работники спали так крепко, что звук шагов на лестнице никого не разбудил. Он уже хотел, как обычно, заорать во всё горло, и потешиться смятением на их сонных лицах, как вдруг его внимание привлекло стоящее в углу, наполовину наполненное, отхожее ведро. Он тут-же перевёл взгляд на мирно спящего Далибора, и его толстое лицо перекосила злобная усмешка. Взяв в руки ведро, он выплеснул его содержимое на юного недруга. Тот, вскрикнув от неожиданности, резко сел на полу, пытаясь спросонья понять, что произошло. От этого вскрика проснулись и остальные работники, тоже глядя на происходящее сонными глазами и ничего не понимая. Спустя мгновение, разглядев в Сбыниных руках опустевшее ведро, узнав запах вокруг себя и осознав, что случилось, Далибор с гневным криком вскочил, собираясь кинуться с кулаками на нагло смеющегося толстяка, но его перехватил наёмник, брезгливо оттолкнув ногой обратно. Неудержав равновесие, Далибор вновь грохнулся на спину, а тут же подскочивший к нему наёмник ещё дважды сильно ударил его пяткой в лоб, очевидно брезгуя трогать руками. От этих ударов, затылок несчастного звонко бился о каменный пол. После второго удара его тело обмякло, а из носа по щеке на пол заструилась кровь. Наёмник отступил от тела на шаг, и посмотрел на Сбыню, ожидая дальнейших распоряжений. Толстяк равнодушно глядел на обездвиженное тело, явно пытаясь определить, жив ещё парень или нет. Но через несколько секунд, приходящий в себя Далибор дёрнулся всем телом и глухо застонал.
– Живой… Значит, пойдёт работать – заключил Сбыня, присев, чтобы надеть кандалы на ноги избитого парня.
– Может лучше его здесь закрыть. Поваляется, отойдёт… А то сдохнет ещё… – предложил наёмник.
– Ничего, эта мразь живучая, небось и молотом кузнечным не добьёшь! – отмахнулся толстяк.
Наёмник равнодушно пожал плечами. Закончив с кандалами Далибора, Сбыня приступил к Духовладу.
– А ну, выметайтесь работать! – скомандовал толстяк, закончив своё дело.
Духовлад встал, помог подняться Далибору и, поддерживая его, стал подыматься по лестнице. Когда они оказались на улице, Далибор мягко отстранил его от себя со словами:
– Не держи меня, я сам справлюсь. Ещё тебе достанется, да и мне добавить могут.
– Резких движений не делай и ношу выбирай полегче. Я буду рядом, если что – ответил Духовлад, отпуская шатающегося товарища.
Снова начался тяжёлый трудовой день. Как и обещал, Духовлад старался держаться поближе к Далибору. Тот держался вполне сносно, и насчёт него Духовлад со временем немного успокоился. Вдруг во дворе появился Здебор, хозяин обоза. По мере возможности, Духовлад старался следить за ним, не отвлекаясь от работы, дабы не привлечь к себе лишнего внимания со стороны скучающих наёмников. К Здебору то и дело приходили разные люди, очевидно торговцы, собиравшиеся перевозить свои товары в его обозе. С одними старый прохвост был приветлив, к другим холоден, а с третьими и вовсе вёл себя грубо и пренебрежительно. Духовлад решил, что зависело это от количества товара купца, который тот собирался везти в обозе, а, следовательно, и размера оплаты за то Здебору. Всё это не вызывало особого интереса, пока на постоялый двор не вошёл человек, очень резко выделявшийся в этой среде. Этот человек имел стройное телосложение и благородную осанку. Каждый его шаг был преисполнен внутреннего достоинства, отнюдь не казавшегося напускным и фальшивым. Он носил длинные, слегка вьющиеся волосы, аккуратным водопадом ниспадающие на плечи и ювелирно подстриженные усы и бороду. Одет он был в просторный халат рунейского покроя, полы которого едва не касались земли, из дорогой, ярко переливающейся ткани бордового цвета. При ходьбе из-под полы халата, показывались явно очень дорогие, изящные рунейские сандалии из тонких полосок чёрной и коричневой кожи, причудливо сплетавшихся в красивые узоры. Едва завидев его, Здебор почти побежал к нему навстречу, бросив всё на свете. Добравшись до дорогого гостя, старый пройдоха стал подобострастно раскланиваться перед ним, глуповато при этом улыбаясь. Тот ответил ему сдержанным кивком головы, явно подчёркивая разницу в статусе. Человек, не спеша, размеренным шагом продвигался вглубь двора, заложив руки за спину, а хозяин обоза бегал вокруг него, оживлённо жестикулируя и пытаясь обратить его внимание то на какой-то товар на телегах, то на кого-то из наёмников, то на мощных, тяговых лошадей, находящихся в стойле, в дальнем углу двора. Незнакомец продолжал медленно продвигаться в глубь двора, то и дело переводя безучастный взгляд по направлению, указываемому суетящимся Здебором. Последний продолжал скользить взглядом по своему хозяйству в поисках вещей и явлений, которые могли-бы завладеть вниманием дорогого гостя. Вдруг его взгляд задержался на Духовладе, и он тут же стал что-то тараторить незнакомцу в рунейском халате, указывая пальцем в сторону своего нового работника. В течение рассказа Здебора, стало заметно, что незнакомец заинтересовался, и некоторое время, остановившись, пристально разглядывал Духовлада с расстояния. Духовлад покрылся холодным потом. Кто этот человек? Что рассказывает ему Здебор? Вдруг он имеет отношение к городской страже? Эти мысли сменяли друг друга в мгновение ока. Последняя мысль была весьма сомнительной, иначе Здебор подставлял бы себя, как человек, укрывающий убийцу. Но может он не рассказывал об убийстве стражников? Тогда о чём? О том, что Духовлад усердный работник и доверчивый дурак? Такое вряд ли заинтересовало бы серьёзного человека. Теряясь в догадках, Духовлад продолжал краем глаза следить за незнакомцем и хозяином обоза. Когда последний закончил говорить, человек в рунейском халате что-то сказал Здебору, после чего тот стал удаляться от него спиной вперёд, и подобострастно кланяясь, всё с той же глуповатой улыбкой на лице. Незнакомец же продолжил неспешную прогулку по его хозяйству, потеряв, похоже, интерес к персоне Духовлада. Молодой боец отвлёкся на внезапный громогласный поток брани из уст хозяина обоза, который обнаружил одного из наёмников спящим под телегой. Общий смысл гневной тирады сводился к тому, что Здебор платит ему деньги вовсе не за это, и если ещё раз повторится что-либо подобное, то горе наёмнику всыплют плетей и вышвырнут из обоза без оплаты. Несчастный соня краснел и мялся, словно юнец, которого застали за рукоблудием, а остальные наёмники тыкали в его сторону пальцами, и скалили в гнусавых улыбках рты, зачастую лишённые доброй части зубов. Последив за этим недолгим актом воспитания, Духовлад решил снова уделить внимание человеку в рунейском халате, но когда повернул голову в том направлении, где видел его в последний раз, обнаружил того стоящим прямо перед ним. Незнакомец молча сверлил его проницательным, изучающим взглядом. Духовлад даже слегка вздрогнул от неожиданности, но взяв себя в руки, попытался просто его обойти, уткнув взгляд себе под ноги.