С Марданом было сложнее. Попробовал бы он сказать «я Мардан», – его тут же бы окрестили «Мордой». А некоторые злобные элементы при этом непременно добавили бы «татарская». Как вам это нравится – «татарская морда»? Вот то то и оно…
Зная горячий характер Мардана, можно с уверенность утверждать, что услышав это обидное «погоняло», он тут же кинулся бы в драку. Завязалась бы потасовка, до поножовщины могло дойти, – на канале народ собрался дерзкий, кипячной. А Мардану по фиг, что ты кипячной – он сам такой кипячной, что кипячнее всех кипячных! И сколько вас там трое или дюжина, с фомкой вы али с кастетом – ему это тоже по барабану. Против лома нет приема – вот когда начнется настоящий сабантуй…
Потому мудрые хохлы вопрошают «А воно тоби треба?» В том то и дело, что не треба. А мудрые кацапы предупреждают «Не буди лихо, пока оно тихо». Посему, пораскинув своей татарской башкой, Мардан стал везде представляться «Мишой», это уже Жека на свой манер прозвал его «Мишелем», больше никто так Мардана на стройке не называл.
Впрочем, Мардан вполне сходил за Мишу, а после того, как отрастил висячие запорожские усы, – и за Михася. Больше даже на Михася, чем на Мишу, правда, лишь до той поры, пока не раскрывал рот – его неистребимый акцент «айдагез к девощкалар!» сразу выдавал его с головой. Несмотря на это, «бендеровцы», приехавшие на водоканал из Львивщины, предпочитали именно это имя Михась, на которое Мардан тоже охотно откликался. Его далекие булгаро-половецкие предки, между прочим, когда то в древности обитали и в этих придонских степях.
2
Наши герои, имеются в виду машиниcт скрепера 3 разряда Мардан Рыстов и его коллега, тракторист 3 разряда Жинтарас Чеснаускис, тщательно изучали ресторанное меню. Вернее, тщательно изучал меню только Жинтарас, а Мардан свой выбор уже сделал.
Выбор был не оригинален:
– В убщим так, бурщ украински, кутлет киевски, вутка стулищный… э-э, грамм..
– Двiстi, – подсказал долговязый официант с черной бабочкой на белой рубашке и со свежей салфеткой на изогнутой руке.
– Тущны, двисти, – подтвердил Рыстов.
Официант быстро записал заказ в блокнотик и повернулся к Чеснаускасу.
– А чшто такойе деруни? – с заметным прибалтийским акцентом поинтересовался Жинтарас.
– Що такэ деруни? – дружелюбно улыбнулся официант. – Це картопляни млинци.
– Чшто, чшто? – не понял литовец.
– Оладки картопляни. Це наша фирмова страва.
– Как… кая отрава? – испугался Жинтарас.
– И-и, ни отрава, инде, а блинщики из картушки, – догадался Мардан. – Шту син, малай, ни понил шту ли? Вруди наша кыстыбый, а бульбаши называют дранка.
Официант утвердительно кивнул и, продолжая улыбаться, уточнил:
– Деруни з грибною пидливою або з подчеревкою? Чого хочите?
Увидев вытянутые в недоумении лица «хлопцив з водоканалу», – официант наметанным глазом сразу определил социальный статус своих клиентов, – человек с черной бабочкой наконец сжалился над ними:
– Добре, хлопчики, шуткую я. Бачу ви не мисные, украинской мови не розумиетэ, ось и ришив трохи пошутковать. А ви, хлопци, на канале робитэ?
– Ни-и, мы тута… эта… пруездым, – соврал Мардан, хотя плохо очищенные от строительной грязи сапоги и висящие в гардеробе промасленные фуфайки прямо свидетельствовали об их причастности ко Всесоюзной комсомольской стройке Северский Двинец – Донбасс.
Жинтарас выбрал таки деруни с подчеревкою – картофельные оладьи с салом, прореженным мясными прослойками. Когда словоохотливый официант ушел выполнять заказ, Жинтарас набросился на друга с расспросами:
– Ми же на канале работаем. Патчему ти его обмануль?
– Птамушта. Посли узнаиш.
– А у тебя тотчна деиньги есть?
– Тущны, тущны, – заверил Мардан, обещавший другу взять все расходы на себя.
– Многа-а их?
– Хватит нам на дваи-их, – дурашливым голосам пропел Мардан и добавил: – Минем окщам хуть кут блян щайня!
– Чштот-та я не пониял, – беспокойно заерзал на витом стуле с высокой спинкой Жинтарас.
– Мин айтам – я говорю, динег мно-ога.
– А-а, – успокоился литовец. – Пуйку!
– Нарся, нарся – что, что? – не понял теперь татарин.
– Я гаварю, карашо!
Беспокойство Жинтараса имело законное основание. На канале перестали выплачивать зарплату. Нет, деньги, конечно, платили, но какие это были деньги? По сравнению с тем, что платили раньше – это были какие то жалкие гроши, просто курам на смех. Да и ждать их приходилось по два-три месяца. А Жинтарас завербовался на стройку с целью «зашибить большую деньгу», чтобы обустроить потом собственную ферму. Экономя на всем, он каждую свободную копейку откладывал и отправлял домой в Литву.
Жинтарас знал, что друг его Мардан тоже слал какие то денежные переводы своей матери – вдове фронтовика. И не только ей одной (в скобках заметим, осталась в Казани одна зазноба, о которой Мардан начал сильно тосковать). По началу на канале платили такие деньжища, что многие молодые хлопцы чесали репу, а что с ними робить? Солить что ли!
Мардан жил на широкую ногу. В то благословенное времечко, когда в карманах водились еще «"шалені гроші"», в выходные дни «хлопци з водоканалу» ездили в большие города малость прибарахлиться да чуток покуражиться (чего уж там греха таить, что было, то было). Причем, ездили не в Горловку и даже не в Сталино (даром, что оно прозывалось столицею всего Донбасса), а в «Харькив» – вот где был настоящий столичный град. О какие шикарные в Харькове были рестораны, какие дорогие модные универмаги! Отвалив едва ли не месячную зарплату, Мардан прикупил себе пару рубашек, носки-трусы, стильный свитерок с изображением оленей и великолепный костюм – тройку из плотного синего сукна. И тут же облачившись в него, отправился обмывать обнову в кабак.
А когда Мардан проснулся на следующее утро на жестком деревянном топчане рабочего общежития в Пантелеймоновке и разодрал с похмелья свои заплывшие зенки, то не увидел ни одной вновь приобретенной покупки. Забыл в вагоне электровоза. Экая досада… Впрочем, какие все это мелочи! Бывают в жизни огорчения, вместо хлеба ешь печенье. Главное, костюм, дорогущий синий костюм-тройка – «мечта дипломата» – никуда ведь не делся, пропасть костюм мог разве только вместе с Марданом, поскольку Мардан в нем, видите ли, как загулявший гусар, изволил почивать! Правда, на его левом борту красовалось большое жирное пятно – след ресторанного похода. Костюм был безнадежно испорчен – что его обратно в Харьков в химчистку теперь вести? Себе дороже.
Но Мардан горевал не долго. Точнее, не горевал вовсе, не в его вольной широкой натуре было убиваться по тряпкам. Что он, футсен какой али фармазон?
Нет и нет! Мардан Рыстов – скреперист 3 разряда комсомольской ударной стройки Северский Двинец – Донбасс! А это вам не халам-балам, скреперист 3 разряда – это звучит гордо.
Так, в новом костюме, не переодеваясь в грязную робу, Мардан отправился заводить пускач своего железного коня. Можете представить картинку: небритый механизатор в синей тройке с концертной бабочкой за рычагами грозно урчащего С-80? Весь канал укатывался со смеху.
… Мардан добивал остатки водки, закусывая киевской котлетой, а Жинтарас потягивал мадеру – водку он не пил. Друзья мирно беседовали.
Чтобы не засорять великий и могучий татаро-литовским акцентом, дальнейшие диалоги в ресторане «Шахтер» автор романа постарается передать в изложении. Хотя в виртуозных выражениях Рыстова и Чеснаускиса легко угадывался даже не акцент, а вполне самостоятельный диалект русского языка, такой же как, скажем, своеобразный говорок южноуральских казаков или местное наречие северных поморов (Прим. 1). И все же, чтобы не затруднять понимание, автор постарается адаптировать корявую речь персонажей романа к современным языковым нормам. И впредь к языку оригинала прибегать лишь в исключительных случаях.
3
Редкий литовец долетит до канала Северский Двинец – Донбасс. Жинтарас долетел, но сейчас, кажется, жалел об этом.