Есть слухи, что низверженный Хаким Мусульман-Кул снова собирает своих приверженцев и хочет идти к Кокану; за достоверность подобных слухов, конечно, нельзя поручиться, но нет сомнения, что дела в ханстве на этом остановиться не могут, особенно если принять в расчет властолюбие Мусульман – Кул-Чулака, его эксцентрический характер, исключительное влияние в продолжение нескольких уже лет сряду на все управление в Кокане и ненависть вообще к коканцам дикокаменных киргизов (кара-киргизов), значительнейшая часть которых до 1843 г. состояла в зависимости Кокана и платила ему дань и которые только с 1842 г., после умерщвления бухарцами Мухаммед-Али хана коканского и возникших беспорядков в Кокане, свергли с себя его иго и, разорив устроенные на границах коканцев с кочевьями дикокаменных киргизов крепостцы, начали с тех пор действовать самостоятельно. Хотя киргизы эти и боялись в прежнее время делать нападения на коканские земли, потому что подобные набеги никогда не обходились без сильного отмщения нападавшим, но при подстрекательстве Мусульман-Кула, совершенно знающего все средства и местные обстоятельства Кокана, киргизы, отличающиеся дикостью нравов и особенною наклонностью к хищничествам, совершаемым весьма часто у китайских калмыков и юсуновцев, конечно, не пропустят случая отомстить прежним своим утеснителям, для коих, может быть, и не безопасно вторжение таких соседей, ибо численность этих киргизов немаловажна и одних только ордынцев, подведомственных манапам: Урману, Джантаю и Джангарачу, изъявившим в 1847 году желание поступить в подданство России, считалось тогда до 40 000 юрт, да у манапа Бурамбая, управлявшего родом Богу, насчитывалось до 10 000 кибиток. Притом большая часть кара-киргизов имеют одинаковое с коканцами вооружение, не считая киргизской ай-балты (топора на длинной рукоятке) именно: пики, сабли и ружья с фитилями.
Кочующие, однако, в пределах Кокана киргизы, не предвидя для себя в подобных смутах ничего доброго, особенно те, которые пользовались расположением Хакима, начали оттуда расходиться в разные стороны: так, осенью 1852 г. в восточную часть оренбургских киргизов перешел из Туркестана с 400 приверженцами киргизский бий Досбул, лет 40 назад располагавшийся аулом в пределах Оренбургской степи по Тоболу и удалившийся оттуда на коканския земли. Добул пользовался также вниманием Мусульман-Чулака, начальствовал коканской крепостцой Джулеком и был поставлен датхою (родо-правителем) над кочевавшими при оной ордынцами. Бию этому, который на пути следования в нашу степь перехватил ехавшего из Ак-Мечети в Ташкент нарочного и отобрал от него бумаги, в которых между прочим заключалась одна весьма важная, именно: опись принятого новым Ак-Мечетским беком от своего преемника (Якуб-Бека) казенного имущества и снарядов, находившихся в крепости, дозволено с разрешения господина Оренбургского и Самарского Генерал-Губернатора кочевать в здешней степи без стеснения лишь других киргизов, оставшихся нам верными.
При этих-то последних происшествиях внутри Кокана и на границах его с Оренбургскою степью начала явственно выказываться та польза, которую пограничное начальство может извлечь в дальнейшем ходе дел на Сыре, из султана Илекая Касымова, имеющего весьма значительное влияние на киргизов Чумекеевского рода, между которыми и дюрткаринцами родился.
В ноябре 1852 г. Илекей прислал уже в Оренбург нарочных с объявлением, что по полученным киргизами, кочующими близ Сыр-Дарьи, известиям, будто в Ак-Мечеть прибыло до 2000 войска с намерениям напасть и разграбить алимцев и чумекеевцев, вверх по Сыру отправлены были лазутчики, и так как они подтвердили о появлении в Ак-Мечетском округе коканских скопищ, то Илекей распорядился собрать вооруженных киргизов, чтобы дать отпор хищникам, если бы они действительно покусились снова на подобную дерзость; вместе с тем поступило и от начальника Уральского укрепления о принятых Илекеем мерах к предупреждению грабежей коканцев донесение, при котором представлено подлинное к этому султану от нового Ак-Мечетского бека письмо, переданное капитану Михайлову Илекеем, где этот бек, извещая Касымова, что в Кокане водворилась тишина и спокойствие по случаю прочного утверждения на ханстве Худояр-бека и что бывший начальник Ак-Мечети за допущенные беспорядки и причиненные киргизам обиды сменен, а на его место назначен он, Мухаммед-Юсуф, приглашал за этим Илекея обратиться к зависимости Кокана и прибыть в Ак-Мечеть, обещая свою дружбу и свободную месть врагам. В одно и то же время и начальник Аральского укрепления доставил сюда письмо к нему Юсуф-бека, содержащее в себе известия о наказании Якуб-бека за грабежи и убийства в нашей степи, изъявления дружбы и желания мира.
Господин Оренбургский и Самарский Генерал-Губернатор в предписании Илекею от 4 декабря 1852 г., одобрив предпринятые им против хищных соседей меры осторожности, которые оказываются тем более полезными, что отряды из устроенных в степи укреплений не всегда могут вовремя приходить на место грабежей, являясь большею частью тогда уже, когда они кончены, между тем как сторожевая стража из киргизов, если не предупредит самое хищничество, то, по крайней мере, может задержать его до прибытия русского отряда, изволил сказать, что при совершенном знании султаном коканских и хивинских властей, тяжелым опытом им приобретенном, считает лишним указывать ему, в каком смысле и выражениях должен он отвечать Юсуф-беку, домогающемуся лестными, по его понятиям, обещаниями поколебать верность его Илекея всемилостивейшему Государю нашему и усыпить предусмотрительную его заботливость о соплеменниках, и что в твердости и непоколебимости правил султана не имеет никакого сомнения; впрочем, на случай для соображения, как смотрит Русское Правительство на грабежи коканцев, послана Касымову тогда же копия ответного от начальника Аральского укрепления Юсуф-беку письма, в котором, по воле Его Высокопревосходительства, после объяснения Юсуфу могущества и значения Русской державы указано было, что на Ак-Мечеть и другие коканские крепости, возведенные вопреки прав по берегам Сыр-Дарьи, составляющим предел кочевьев наших подданных киргизов, Правительство Русское не обращало внимания, пока начальствующие этими крепостями, из корыстных видов, не сделались своевольными и дерзкими утеснителями мирных ордынцев <…>.
[Илекей] представил два подлинных письма, одно ташкентского Куш-Бегия Нармухаммеда и другое – начальствующих в Ак-Мечети Юсуф-Бека и Мирзы Давлета к Сеилю и Бухарбаю с прочими их приверженцами; в первом Куш-Беги приглашает этих ордынцев прибыть в укрепление (конечно, Ак-Мечеть), быть спокойными во всех отношениях и повиноваться вновь назначенному начальнику мулле Мухаммед-Ризе-Батыр-Башию; во втором, после многих витиеватых фраз, высказывается то же желание, но с очевидною угрозою наказать за невыполнение, для чего добавляется в письме и о прибытии в Ак-Мечеть Ишик-Агасы Мирзы-Давлета с 425 человеками; в представленном же господину Оренбургскому и Самарскому Генерал-Губернатору Илекеем письме к нему начальствующего в хивинской крепостце на Куване Ходжа-Нияза, к посредству коего обращался султан об освобождении семейства своего, этот хивинец уведомляет, что желание Илекея представлял Мухаммед-Эмин-хану, но, как видно, без успеха, потому что в письме есть следующий намек: все вельможи, кроме меня, сказали, что вы враг, а я, приняв слова ваши и из благорасположения к вам, доносил два раза что вы не враг и что расположены по-прежнему к нам. Если вы почувствуете, что дело это для меня невозможно, то пришлите русское письмо. В другом письме, адресованном майору Энгману, от туркестанских властей извещается, что кипчаки (узбеки) в Кокане низложены вместе с Мусульман-Чулаком и сарты начинают восставить и действовать единодушно, что, узнав по прибытии в Ак-Мечеть, будто бы киргизы Табынского рода в числе 700—800 человек пришли со стороны Ходжа-Нияза для грабежа ордынцев Ак-Мечетского ведомства, послал противу их 500—600 человек под предводительством Мирзы-Давлет-бия, который, прибыв в ту самую пору, как табынцы грабили коканских киргизов, не допустил их до этого, некоторых умертвил, а некоторых взял в плен и доставил в укрепление; в конце же письма изложена просьба отпустить содержащихся в Аральском укреплении коканцев, взятых выступившим оттуда отрядом при разрушении крепости Кош-Кургана в начале 1851 г.