Секретарша задела косяк объемистой грудью, повернулась к Эрику и сказала:
– Прошу прощения, доктор, но с вами хочет увидеться мистер Джонас Эккерман, внучатый племянник мистера Вирджила, из Ванн.
– Как там Ванны, Джонас? – спросил Эрик, протягивая руку родственнику владельца фирмы. – Что-нибудь вынырнуло в ночную смену?
– Даже если и вынырнуло, то приняло облик рабочего и ушло через главные ворота, – ответил Джонас и только теперь заметил Кэти. – О, доброе утро, миссис Свитсент. Я видел тот новый предмет, который вы приобрели для нашего Ваш-тридцать пять, горбатый автомобиль. Как его там… «Фольксваген»? Так он назывался?
– Аэродинамический «Крайслер», – объяснила Кэти. – Хорошая машина, но слишком уж много грохотало в ней металла. Из-за этого технического недосмотра она и провалилась на рынке.
– Господи! – восхищенно воскликнул Джонас. – Это просто фантастика – столь основательно в чем-то разбираться! К черту дилетантизм эпохи Возрождения. Лучше уж специализироваться в какой-то одной области, пока… – он не договорил, увидев мрачных Свитсентов, молчащих, словно изваяния. – Я вам помешал?
– Сперва дела фирмы, а уж потом всякие животные удовольствия, – сказал Эрик, радуясь, что их посетил член запутанной династии владельцев корпорации, пусть и не занимающий в ней высокого положения. – Катись отсюда, Кэти, – обратился он к жене, не пытаясь даже изображать вежливость. – Поговорим за ужином. У меня и без того хватает работы, чтобы тратить время на пустые рассуждения о том, способен ли технически робот – сборщик денег лгать или нет.
Эрик проводил ее до двери. Она шла молча, не пытаясь сопротивляться.
– Он ведь над тобой просто насмехается, как и все остальные, верно? – мягко добавил Свитсент. – Все про тебя постоянно сплетничают.
Он закрыл за Кэти дверь.
– Что ж, таковы уж сегодня супружеские отношения, – пожал плечами Джонас Эккерман. – Узаконенная ненависть.
– Почему ты так считаешь?
– Мне пары фраз хватило, чтобы почувствовать, как в воздухе повеяло смертельным холодом. Надо бы издать какой-нибудь указ, запрещающий человеку работать в одной фирме с женой, черт возьми, даже в одном городе с ней.
Он улыбнулся, и с его худощавого юношеского лица тут же исчезла всяческая серьезность.
– Но, знаешь, она действительно хороша. Вирджил постепенно уволил всех остальных собирателей древностей после того, как Кэти начала здесь работать. Она наверняка тебе об этом говорила.
– Много раз.
«Причем каждый день», – угрюмо подумал Эрик.
– Почему вы не развелись?
Эрик пожал плечами, что должно было означать глубоко философский подход к жизни. Он надеялся, что у него это получилось.
– Значит, этот брак тебя устраивает?
– Это значит, что я уже был когда-то женат и дела обстояли нисколько не лучше, – обреченно проговорил Эрик. – Если я разведусь с Кэти, то наверняка снова кого-нибудь себе найду, поскольку не вижу себя в иной роли, кроме как мужа, отца и кормильца семьи. Следующая жена окажется такой же, ибо я выбираю одинаковых женщин. Этих черт моего характера уже не изменишь.
Он поднял голову и посмотрел на собеседника со всей мазохистской злобой, на какую только был способен.
– Чего ты хотел, Джонас?
– Намечается поездка, – радостно сообщил Джонас Эккерман. – На Марс, для всех нас, включая тебя. Конференция! Мы с тобой можем занять места подальше от старика Вирджила, чтобы не пришлось говорить о фирме, войне и Джино Молинари. Поскольку мы летим на большом корабле, весь полет займет шесть часов в один конец. Ради всего святого, нельзя допустить, чтобы нам пришлось стоять всю дорогу до Марса и обратно. Давай сразу же займем места.
– Как долго мы там пробудем?
Перспектива поездки вовсе не улыбалась Эрику, который не хотел чересчур надолго отрываться от работы.
– Наверняка вернемся завтра или послезавтра. Слушай, ты таким образом не станешь мешать жене, поскольку Кэти остается здесь. Парадокс, но я заметил, что, когда старик оказывается в Ваш-тридцать пять, он предпочитает, чтобы никакие специалисты по древностям не путались у него под ногами, любит отдаваться… гм… магии места, особенно теперь, в старости. Когда тебе сто тридцать лет, начинаешь кое-что понимать. Возможно, так будет и со мной. Тем временем нам приходится терпеть его капризы. Ты сам наверняка это знаешь, Эрик, – мрачно добавил Джонас. – Раз уж ты его врач. Он никогда не захочет умереть, не примет, как говорится, столь трудного решения, что бы ни отказало в его организме и что бы ни потребовалось в нем заменить. Порой я завидую его оптимизму. Тому, что он столь безумно любит жизнь, придает ей такой вес, а мы, мелкие смертные, в нашем возрасте… – Он смерил Эрика взглядом. – Жалких тридцати или тридцати трех лет…
– Во мне множество жизненных сил, – прервал его Эрик. – Я готов к долгой жизни и не дам ему себя победить. – Он достал из кармана пальто счет, который дал ему робот. – Сосредоточься и попытайся вспомнить, не появлялась ли месяца три назад в Ваш-тридцать пять зеленая пачка «Лаки страйк», купленная Кэти?
После долгого молчания Джонас Эккерман ответил:
– Несчастный ты, подозрительный дурачок. Только об одном и способен думать. Послушай, доктор, если ты не сосредоточишься на своей работе, то тебе конец. В отделе персонала лежит два десятка заявлений от хирургов-трансплантологов, которые только и ждут, чтобы получить работу у человека типа Вирджила, большой шишки в области промышленности и войны. Ты на самом деле не настолько уж и хорош.
На лице Джонаса одновременно отражались сочувствие и неодобрение.
Эта странная смесь вдруг насторожила Эрика Свитсента.
– Если бы, например, у меня самого отказало сердце – а так наверняка скоро и случится, – то я бы, пожалуй, не поспешил к тебе. Ты слишком занят своими личными делами, живешь ради себя, а не ради планеты. Господи, неужели ты не помнишь, что мы ведем войну не на жизнь, а на смерть? И проигрываем! Каждый чертов день нас стирают в порошок!
Эрик понимал, что это правда.
«К тому же наш командующий – больной ипохондрик, лишенный присутствия духа. Корпорация «Меха и красители» – один из тех огромных промышленных комплексов, которые служат ему опорой, удерживая Моля у власти. Без близкой дружбы со столь высокопоставленными особами, как Вирджил Эккерман, Джино Молинари давно бы уже лишился поста, лежал бы в могиле или догнивал где-нибудь в доме престарелых. Я это знаю. И все-таки личная жизнь должна продолжаться. Ведь я не по собственной воле впутался в семейные дела, вошел в клинч с Кэти. А если ты считаешь, что на самом деле все иначе или было иначе, то все из-за того, что ты болезненно молод. Тебе не удалось перебраться из страны юношеской свободы в ту, где живу я, с женщиной, которая превосходит меня во всех отношениях, финансовых, интеллектуальных и даже сексуальных. Да, и это тоже!» – думал он.
Прежде чем покинуть здание, доктор Эрик Свитсент заглянул в Ванны, посмотреть, не появился ли на работе Брюс Химмель. Тот и в самом деле стоял возле огромной корзины, полной дефектных «Ленивых Рыжих Собак».
– Переработай обратно, в исходную массу, – сказал Джонас Химмелю, который широко улыбнулся своей обычной кривой бессмысленной улыбкой, когда младший Эккерман бросил ему один из бракованных шаров, сходивших с конвейера корпорации вместе с другими, предназначенными для встраивания в системы управления межпланетных кораблей.
– Знаешь, – обратился он к Эрику. – Если взять с десяток этих управляющих систем, причем не испорченных, а тех, которые отправляют в коробках в армию, то окажется, что время их реакции за последний год или даже полугодие увеличилось на несколько микросекунд.
– Значит ли это, что снизились наши стандарты качества? – спросил Эрик.
Подобное казалось ему невозможным. Продукция корпорации была крайне важна. От этих шаров величиной с человеческую голову зависел весь ход военных действий.
– Именно. – Джонаса это, похоже, не особо волновало. – Поскольку мы отправляли в брак слишком многие из них, и они перестали приносить прибыль.