Разумеется, он был всего лишь «блистательный отпрыск рода человеческого»: он озорничал и флиртовал, пытался быть модным щеголем, увлекался то водным спортом, то гимнастикой, то сентиментальничал, послушно следуя повелениям моды своего колледжа; он подшучивал над другими студентами, а те подшучивали над ним, он широко пользовался студенческим жаргоном и не единожды оказывался на грани исключения – временного, а то и окончательного. Однако причиною его озорства всегда бывало веселое расположение духа и любовь к забавам, так что Лори удавалось спасти положение откровенным признанием вины, достойной компенсацией ущерба или непреодолимой силой убеждения, которой он владел в совершенстве. На самом деле он даже гордился тем, как ему удается выпутываться из почти безвыходных ситуаций, и ему нравилось волновать девиц Марч подробнейшими описаниями своих триумфов над гневными кураторами*, достопочтенными профессорами и поверженными противниками.
«Джентльмены нашей группы» стали героями в глазах четырех девиц, которым никогда не надоедало слушать о подвигах «наших ребят». Девицам даже дозволялось купаться в лучах улыбок, расточаемых этими великими существами, когда Лори приезжал с ними к себе домой из колледжа.
Этой высокой честью особенно наслаждалась Эми, ставшая у них «царицей бала», ибо сия юная леди рано почувствовала в себе – и научилась использовать – дар очарования, которым она была наделена от рождения. Мег была слишком поглощена своим собственным и совершенно исключительным Джоном, чтобы интересоваться какими-то другими владыками Вселенной, застенчивая Бет осмеливалась лишь время от времени поглядывать на них издалека и изумляться, как это Эми решается ими командовать, ну а Джо чувствовала себя в их среде совершенно в своей стихии, и ей было трудно удержаться от подражания манерам этих джентльменов, их выражениям и поступкам, что для нее казалось более естественным, чем внешняя благопристойность, предписываемая юным леди. Всем «нашим ребятам» Джо нравилась невероятно, но никто и не думал в нее влюбиться, хотя очень немногие избежали соблазна уплатить сентиментальную дань в виде пары-другой вздохов у обители Эми. А раз уж мы заговорили о сантиментах, это должно совершенно естественно привести нас к «Давкоту»*.
Таково было имя небольшого дома из коричневого кирпича – первого домашнего очага, который мистер Брук приготовил для Мег. Окрестил его так не кто иной, как Лори, заявивший, что такое имя в высшей степени подобает обиталищу нежных влюбленных, которые не только целуются да милуются, но еще и воркуют, словно голубок и горлица. «Давкот» был крохотный домик, с маленьким садом за ним и лужайкой впереди, почти такой же величины, как носовой платок. Здесь Мег намеревалась устроить фонтан, насадить кустарник и массу прелестных цветов; правда, в настоящее время роль фонтана исполняла потрепанная непогодой урна, видом своим весьма напоминавшая сильно потрепанную непогодой бадью для помоев, кустарник состоял из нескольких молоденьких лиственниц, пока еще не решивших, стоит ли им жить или лучше сразу помереть, а на массу цветов пока намекали лишь полчища палочек, намечавших места, куда должны были лечь семена. Разумеется, коридор в доме был так узок, что явилось великой удачей отсутствие у них фортепиано, ибо никакое фортепиано никогда не могло бы протиснуться там в целости и сохранности; столовая была так мала, что шестеро обедающих с трудом могли бы в ней поместиться, а лестница, ведущая на кухню, казалась созданной со специальной целью низвергать слуг и разнообразный фарфор прямо в ларь для угля. Но стоило лишь привыкнуть к этим не очень значительным недостаткам, как оказывалось, что все здесь совершенно безупречно, ибо здравый смысл и хороший вкус главенствовали при выборе обстановки и результат удовлетворял самым высоким требованиям. В доме не было мраморных столиков и высоких зеркал, не было и кружевных гардин в маленькой гостиной, зато была простая мебель, множество книг, пара-тройка чудесных картин, жардиньерка в эркере, полная цветов, и разложенные повсюду милые подарки от друзей, ставшие еще более милыми благодаря полным любви запискам, в них вложенным.
Я не думаю, что Психея из париана*, подарок от Лори, утратила хоть малую толику своей прелести оттого, что Джон сам приделал к стене полочку, на которую ее поставили; что у какого-нибудь драпировщика простые муслиновые занавеси могли бы висеть более изящными складками, чем выйдя из художнических рук Эми; или что какая-то другая кладовая оказалась бы более полна припасов, сопровождаемых веселыми словами, добрыми пожеланиями и выражением самых счастливых надежд, чем кладовая маленького дома, куда Джо вместе с матерью доставили для Мег разнообразные ящики, бочонки и пачки; и я до глубины души уверена, что с иголочки новая кухонька никогда не выглядела бы такой уютной, если бы Ханна не переставляла каждую кастрюлю и сковородку туда и сюда по дюжине раз и не разложила бы дрова в камине так, что его можно было разжечь в ту же минуту, как «мисус Брук войдет в еёный дом». Сомневаюсь к тому же, что какая-нибудь иная юная хозяйка начинала самостоятельную жизнь со столь богатым запасом тряпок для пыли, тряпок-прихваток и мешочков для лоскутов, ибо заботливая Бет нашила их столько, что Мег всего этого хватит до серебряной свадьбы. А еще она придумала три разных вида посудных тряпочек – специально для сверхспешного мытья свадебных тарелок и чашек.
Люди, делающие себе все эти вещи на заказ, не имеют даже понятия о том, что` они теряют, потому что самые неприятные домашние обязанности становятся приятнее, если выполнять их помогают любящие руки, и Мег обнаружила столько доказательств этого, что все в ее крохотном гнездышке – от скалки на кухне до серебряной вазы на столе в гостиной – красноречиво говорило о родном доме, о любви и нежной заботливости близких.
Какие счастливые часы проводили они, вместе всё планируя, как торжественно совершали экскурсии по магазинам, какие забавные ошибки они делали и какой неудержимый хохот вызывали у них смехотворные «выгодные приобретения» Лори. Из любви к забавным шуткам этот юный джентльмен, почти уже окончивший колледж, по-прежнему оставался еще мальчишкой. Последним его капризом стало привозить в каждый из его еженедельных приездов домой какую-нибудь новую, полезную и хитроумную вещицу для молодой хозяйки. То мешок замечательных прищепок для белья, то чудесную мельничку для мускатных орехов, развалившуюся на куски при первой же попытке ее использовать, затем – очиститель для ножей, попортивший все вычищенные им ножи, а то еще специальную щетку для ковра, счищавшую с ковра ворс, но оставлявшую на нем пыль и грязь, потом – быстродействующее мыло, экономящее усилия и сдирающее с рук кожу, безупречную оконную замазку, прочно прилипавшую исключительно к пальцам разочарованного покупателя, а не к чему-либо иному, и, наконец, всяческие скобяные изделия, от игрушечной копилки для лишних монеток до поразительного бака для кипячения, который должен стирать белье посредством собственного пара, с явной перспективой непременно взорваться во время этого процесса.
Напрасно Мег упрашивала Лори остановиться, напрасно Джон смеялся над ним, а Джо называла его «Мистер Тудлз»*. Но юным джентльменом овладело маниакальное стремление поощрять американскую изобретательность, а также желание обеспечить друзей ее результатами надолго вперед. Так что каждая новая неделя становилась свидетельницей нового абсурда.
Наконец все было сделано, Эми даже успела расположить разноцветные брусочки мыла так, чтобы они соответствовали цвету обоев в каждой из по-разному оклеенных комнат, а Бет – накрыть стол для первой трапезы в новом доме.
– Ну как, ты довольна? Тебе уже представляется, что здесь ты – у себя дома? Чувствуешь ли сейчас, что сможешь быть здесь счастлива? – спросила миссис Марч, обходя новые владения Мег об руку с дочерью, ибо как раз теперь они обе явно стремились быть как можно ближе и нежнее друг с другом, чем когда-либо прежде.
– Да, мама, совершенно довольна благодаря вам всем и до того счастлива, что даже говорить об этом не могу. – И взгляд Мег сказал гораздо больше, чем ее слова.