Подобно тени - Чейз Джеймс Хэдли

Джеймс Чейз

Подобно тени

James Hadley Chase

In A Vain Shadow

© Hervey Raymond, 1951

© Е. Н. Скляренко, перевод, 2019

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа «Азбука-Аттикус», 2019

Издательство Иностранка®

Глава первая

Требуется телохранитель. Около 30 лет, в отличной физической форме. Кандидаты с опытом службы в спецназе рассматриваются в первую очередь. Хорошие перспективы служебного роста и достойная оплата гарантируются. Заявка, с подробным послужным списком, должна быть написана от руки. Рекомендации от предыдущих нанимателей обязательны. Почтовый ящик 1411.

– Если ты можешь на мгновение оторваться от газеты, налей мне, пожалуйста, еще джина, – протянула Нетта.

– Не могу. Я занят. Будь хорошей девочкой и налей себе джина сама. Не стесняйся, чувствуй себя как дома и не приставай ко мне.

Я размышлял, что имеется в виду под «хорошими перспективами» и «достойной оплатой» и кому мог понадобиться телохранитель. Не часто в лондонских газетах встречаются объявления подобного рода.

Достойная оплата и перспективы. Не отказался бы ни от того, ни от другого, просто для разнообразия.

Забавно, не могу припомнить, когда бы я вообще мог отказаться от денег. Деньги задерживаются у меня не дольше, чем вода в решете.

Месяц назад я выиграл на скачках две сотни фунтов при ставке сто к одному – весь ипподром ахнул от удивления, когда белоносое недоразумение, на которое мне случилось поставить, пришло к финишу первым. Но это было тридцать дней назад. Сейчас от богадельни меня отделяли только пять фунтов, несколько шиллингов и та самая отличная физическая форма. Две сотни улетели за тридцать дней, это шесть фунтов в день как минимум, – расточительно, надо признать, но тратить их было довольно весело. Чувствуешь себя человеком, не трясясь над каждым грошом.

После демобилизации жизнь швыряла меня не хуже американских горок: вверх – вниз, то в шоколаде, то на мели. Завтра я опять останусь без гроша в кармане. Нет смысла предупреждать Нетту, вот уж кто пронюхает об этом сразу. И я знаю, что она сделает: откроет сумочку и вывалит ее содержимое мне на колени – чековую книжку и все такое.

Черта с два! Мне случалось делать сомнительные вещи, но за счет женщины я еще не жил. И я не собираюсь начинать карьеру альфонса прямо сейчас.

Проблема с Неттой в том, что она хочет содержать меня.

Она достаточно глупа, чтобы вообразить, будто с помощью денег можно крепче подцепить меня на крючок. Стоит мне зашелестеть банкнотами, как она лишается сна от ужаса, что я ее брошу. В ее хорошенькой пустой головке не укладывается мысль, что чем меньше у меня денег, тем меньше желания с ней оставаться.

Тонкости – вот чего ей недостает. Она искренне полагает, что путь к сердцу мужчины лежит через дверь спальни. Она красотка, стильно одевается, владеет роскошной квартирой на Леннокс-стрит, недалеко от Пиккадилли, работает манекенщицей у фотографа Ливинского за тридцать фунтов в неделю. У нее роскошное тело, белокурые волосы, уживчивый нрав, она с ума сходит от всяких зверюшек, но из-за своего навязчивого желания выйти замуж, желательно за меня, совершенно невыносима. Кого угодно достанет выслушивать любовные признания по сто раз на дню, терпеть беспричинные вспышки ревности и истерики в самый неподходящий момент. Она желает давать мне деньги, покупать рубашки, туфли, галстуки и сигареты. Подумать только, я живу у нее уже три месяца – на два месяца и тридцать дней дольше, чем нужно.

Так что объявление показалось мне манной небесной, долгожданным знаком решительных перемен. Я чувствовал: стоит написать письмо – и работа будет моей. Не то чтобы у меня был большой опыт по этой части. Работа обычно сама сваливалась мне в руки, как, например, в тот раз, когда я любовался роскошным «роллс-ройсом» на Бонд-стрит, а его владелица предложила пять фунтов в неделю и все такое просто за то, чтобы я водил его. Вскоре, правда, я обнаружил, что еще прилагается к этой работе, и тут же слинял. Крутить шуры-муры с пятидесятипятилетней бабой, которая выглядит как порождение Эпштейна[1], – нет уж, спасибо, не надо.

Был еще случай, когда инструктор школы вождения попросил подменить его. Катая длинноногую блондинку вокруг парка, я быстро разобрался, как здесь можно приятно провести время. Чудное место, где я мог бы работать и до сих пор, если бы не нарвался на малютку с внешностью Джейн Рассел[2], которая нажаловалась на меня в контору.

За четыре года после демобилизации я перепробовал чертову уйму занятий: был букмекером, рестлером, продавцом автомобилей, маркером в бильярдном клубе. Две кошмарные недели провел, таскаясь за собаками по Уайт-Сити с совком и метелкой. Но вот телохранителем я еще не был. И если подумать, возможно, проворонил свое призвание. Охранять тела – вот что получается у меня лучше всего, особенно если тела, как у Нетты.

Для телохранителя, на мой взгляд, я подхожу идеально: у меня мощная мускулатура, быстрая реакция, опыт спецназа, мой хук правой сбивает с ног лошадь. И потом, не думаю, что в этой стране у телохранителя много работы. Люди здесь не расхаживают, размахивая ножами и пистолетами. Даже у самых одиозных наших политиков телохранители годами маются от скуки. Так что если зарплата и по моим меркам достойная, то морока по составлению письма может себя оправдать.

– О чем ты задумался, Фрэнки, дорогой? Ты молчишь весь вечер.

– Даю возможность выговориться тебе, пытаюсь быть чутким. Разве не этого ты хотела?

– Но, дорогой, это ненормально – молчать все время. Тебя что-то тревожит. Не говори, что это не так, я же вижу знаки.

– Какие еще знаки?

– Ну, ты хмуришься, грызешь ногти. Мне бы не хотелось, чтобы ты грыз ногти. Я не придираюсь, Фрэнки, но это не очень приятная привычка, и это уродует твои руки.

– Значит, из-за того, что я хмурюсь и уродую свои руки, ты решила, что я тревожусь, так?

– Я знаю, что ты тревожишься, дорогой.

– Женский инстинкт, полагаю?

– Не будь таким циничным, Фрэнки. Не понимаю, что с тобой происходит в последние дни. Ты раздражаешься, не даешь мне сказать ни слова. Ты стал другим. А я так люблю тебя, дорогой, ты ведь знаешь.

Ну вот, сегодня это уже девятьсот девяносто девятое признание в любви.

– Значит, ты не понимаешь, что со мной происходит? Ты достаточно проницательна, чтобы заметить, что я тревожусь, но не можешь сообразить, почему я злой и раздражительный? Ты теряешь хватку, детка, – даже идиот бы догадался.

Она поставила бокал с джином на стол и зажгла сигарету, ее длинные тонкие пальцы дрожали.

– Не будем ссориться, Фрэнки. Мы все время ссоримся. Хорошо, прости меня. Прости, что я завела этот разговор. Лучше я сделаю ужин. Хочешь, я приготовлю тебе стейк?

– Я вовсе не ссорюсь, и спасибо за стейк. Не думай, что я не ценю твою заботу. Я считаю тебя милой девушкой, просто неправдоподобно замечательной.

Она посмотрела на меня, как на бродячую собаку, внезапно оскалившую зубы.

– Фрэнки, пожалуйста…

– Хочешь знать, что меня беспокоит? Изволь. С утра собирался рассказать тебе. Я опять на мели. Что скажешь? Все, что у меня осталось, – это пять фунтов и пара шиллингов. Так что я собираюсь получить работу. Вот, на этой странице объявление, помеченное крестом.

Я протянул ей газету:

– Могу прочесть вслух, если текст тебе не по силам.

Она долго рассматривала объявление, рассеянно накручивая на палец прядь волос. Потом отложила газету и уставилась на свои туфли с тем удивленным выражением лица, как если бы ожидала увидеть вместо них пару штиблет.

– Скажи что-нибудь, наконец! Тебе не кажется, что эта работа как раз по мне?