Однако ж она
подсмеивается над провинциальной косностью своих соседей; у нее модное серебро, она держит грумов, лакеев-негров, камердинера. У старшего сына есть тильбюри, он
бездельничает: он наследует майорат; младший состоит аудитором в государственном совете. Главе семьи подробно известны все министерские интриги, он рассказывает
анекдоты о Людовике XVIII и мадам дю Кэля; свой капитал он помещает из пяти годовых, избегает разговоров о сидре, но порой им овладевает страсть к подсчету чужих
состояний; он член генерального совета, одевается в Париже и носит крест Почетного легиона. Словом, этот дворянин понял дух Реставрации и извлекает выгоду из
палаты, но его роялизм менее бескорыстен, чем роялизм семейства, с которым он соперничает. Он получает “Газетт” и “Деба”. Первая семья читает только “Котидьен”,
Епископ, бывший старший викарий, лавирует между обоими могущественными семействами, воздающими должное его сану, хотя временами они дают ему почувствовать мораль
басни славного Лафонтена “Осел, нагруженный священными реликвиями”. Монсиньор - не дворянского рода.
Затем следуют звезды второй величины: дворяне, имеющие ренту в десять - двенадцать тысяч ливров; в прошлом это были или морские капитаны, или ротмистры, или
же попросту никто. Теперь они верхом разъезжают по дорогам, наподобие то ли приходского священника, везущего святые дары, то ли сборщика податей. Почти все они
состояли в пажах или мушкетерах, а теперь мирно доживают свой век, выкачивая доходы из имения, и больше интересуются порубкой леса и сидром, чем монархией. Но
любят поговорить о хартии и либералах между двумя робберами виста или во время партии в триктрак, после того как подсчитают, какое приданое дают за такой-то
невестой, и всех переженят в соответствии с родословными, которые они знают наизусть. Их жены важничают и с видом придворных дам восседают в своих плетеных
кабриолетах; закутавшись в шаль и надев чепчик, они мнят себя очень нарядными; они покупают после долгих обсуждений две шляпы в год и получают их из Парижа с
оказией, Обычно они болтливы и добродетельны.
При этих главных представителях аристократической породы состоит еще несколько старых дев благородного происхождения, разрешивших проблему обращения
человеческого существа в окаменелость. Они как бы вросли в те дома, где вы их встречаете; их лица, наряды слились с домашней обстановкой, с городом, с
провинцией; они хранители местных традиций, происшествий, общественного мнения. Они чопорны и величавы, умеют кстати улыбнуться или покачать головой, иногда
произнести словцо, которое почитается остроумным.
Несколько богатых буржуа благодаря своим аристократическим воззрениям или состоянию проникли в это подобие Сен-Жерменского предместья. Несмотря на то, что
им лет под сорок, о них говорят; “У этого молодого человека неплохая голова”, - и делают их депутатами. Обычно им покровительствуют старые девы, что, разумеется,
вызывает пересуды. Наконец в это избранное общество допущены некоторые духовные лица - одни из уважения к их сану, другие за свой ум; наскучив обществом друг
друга, знать вводит к себе в гостиные буржуазию, как булочник кладет в тесто дрожжи.
Воззрения, скопившиеся во всех этих головах, составились из некоторого количества старинных понятий, к ним примешались кое-какие новые, и эта жвачка сообща
пережевывается каждый вечер. Подобно воде в маленькой бухте, фразы, выражающие их мысли, совершенно однообразны в своем постоянном движении, в своем ежедневном
приливе и отливе; тот, кто раз услышал пустое звучание их разговора, будет слышать его и завтра, и через год, и во веки веков.