Згур поневоле вздохнул. Мать Болот, ему бы серебра побольше! Кинжалы - огр-ские, франкские, лехитские и... неизвестно чьи, но как хороши! Не удержавшись, Згур примерился к одному, самому замечательному, с лезвием синеватого блеска, и с сожалением положил оружие на место. Брони, кольчуги... На сабли и глядеть не стал - от соблазна подальше. Сколько ж войска вооружить можно! И, наверное, вооружают. Та, лица которой он так и не увидел, говорила о трех новых сотнях, которые собрал Палатин. Интересно, против кого?Против лехитов? Или?..
Згур проснулся рано, как привык - с первыми лучами солнца. Но выяснилось, что в доме у тетушки спят долго - чуть ли не до полудня. Пришлось изрядно поскучать, прежде чем появился сонный Черемош и повел его на завтрак - за тем же столом, с переменами блюд и молчаливыми холопами, стоявшими по углам. А следом за этим - чернявый потянул Згура в город, заметив, что одному ему, волотичу, Валина не знающему, бродить опасно - еще на "бычар" нарвется. А вот вдвоем...
Они гуляли долго, и Черемош беспрерывно говорил. Згура это вполне устраивало, и вскоре он узнал, какого знатного рода его новый приятель, да не просто знатного, а с серебряной тамгой, а на тамге той Зверь Лютый и сабля без ножен. А батюшка Черемоша не просто войт дубень-ский, а еще и славный воин, что под Коростенем воевал вместе с самим Кеем Уладом, а стоял их отряд прямо в центре, и был его батюшка ранен, но выжил и с победой вернулся, и теперь все его уважают и чтят, ведь те, кто дрался под Коростенем, - люди особые, таких сейчас уже
мало осталось...
Згур кивал, стараясь смотреть в сторону. Под Коростенем отец тоже был ранен - копье попало в грудь, а голову разбил удар чекана. Отец был на правом фланге Вечера Потрясения, и вся его сотня осталась там, на страшном мертвом поле, а отец лежал всю ночь, пока кто-то из уцелевших не подобрал умирающего сотника. Отцу тогда тоже было девятнадцать...
Впрочем, говорить об этом не стоило, да и что толку вспоминать давние счеты? Ведь он сам, сын Месника, пошел добровольцем, чтобы драться под алым Кеевым Стягом. Времена меняются, Светлый Кей Войчемир - не Рыжий Волк Сварг. И хорошо, что сыновья тех, кто насмерть схватился под Коростенем, могут идти по шумной валинской улице и о жизни беседовать...
С трудом покинув ряды оружейников, Згур попал в медный ряд. Еду выкладывали прямо на землю, на платки да покрывала, и оставалось порадоваться, что тетушка Черемоша столь хлебосольна. Иначе и тут бы не удержался. Дымящаяся похлебка с потрошками, мясо в глиняных горшочках - ладно, но вот раки! Раков Згур любил всегда, в Буселе их было полно, благо река рядом. С детства ловил - и под корягами, и так, прямо у берега. А здешние ракивсем ракам раки: огромные, испугаться можно!
Итак, к вечеру Згур знал о своем новом приятеле почти все. Почти - ибо про остальное чернявый лишь намекал. Поинтересовался, женат ли Згур, есть ли невеста... А вечером, переодевшись во все новое, собрался куда-то, велев тетушке, а заодно и своему гостю не волноваться. Не к "бычарам" идет!
И это Згур тоже знал, поэтому и не стал расспрашивать.Опасно, да и зачем? Скажет! Сам скажет!Задумавшись, Згур не заметил, как забрел на самый край торга. Тут уже не было ни горшков с блюдами, ни оружия, ни дымящейся похлебки. Зато народу хватало, и народу престранного. Плащи с темными балахонами, дымящиеся курительницы, какие-то яркие картинки, выложенные прямо на земле...
- А посеребри ручку, красавчик! - наглая чернокосая девица в цветастом платье схватила за рукав, заглядывая в глаза. - Всю правду скажу! Что было, что будет, чем сердце успокоится...
Ах вот оно что! Похоже, он забрел аккурат к гадателям - кобникам да чаклунам, наузницам и вельхвам. Згур не любил подобный народ. Не любил - и побаивался.