У нас помещица одна, Собакина, села на холодную землю и простудилась…
Нина . На мне теплая юбка, ничего…
Квашнева . Мошенники эти кучера, нарочно норовят залезть куда-нибудь погаже, в болото.
Сонечка . Воображаю, мама, Клавдий Петрович как засуетится. Ну, чтобы если приехали просто, а вы все сердитесь.
Квашнева . Она у меня дурочка… Замуж ее отдаю за Коровина. Но до чего неповоротлива – я за нее расшибаюсь, она же вот, как сейчас, – каменная, нос этот у нее кверху…
Сонечка . Заладили свое при посторонних.
Нина . Скажите, где застраховано это имение?
Квашнева . Не здешняя вы?
Нина . Нет, проездом.
Квашнева . Ну, то-то. Сколько я крови через его страховку испортила – сказать трудно, нигде не застраховано – вот и все. На что глухой наш уезд, а даже мужик последний от огня в сохранности, кроме Клавдия Петровича, подите с ним поговорите…
Нина . Вот и прекрасно, очень кстати…
Квашнева . Да… Ну да…(Помолчав.)Что кстати-то?
Нина . Это меня очень устраивает.
Квашнева . Устраивает; конечно, – не пешком же вам за собой чемодан таскать… Клавдий Петрович тарантас одолжит с удовольствием.
Нина . Именье огромное, я слыхала, должно быть, Коровин прекрасный хозяин.
Квашнева . Да уж такой хозяин… По правде скажу – все мы живем с прохладцей, не торопясь, не как в других уездах; там и фабрики, телефоны, и не разберешь – помещик это или жулик: слава богу, телефона у нас нет и в помине. Как можно с человеком говорить и рукой его нельзя достать, ведь он тебе в трубку такое брякнет – поди потом, судись!
Сонечка . Что это вы, мама.
Квашнева . Говорю, значит, знаю, не перебивай. Живем тихо, ну, а уж на Клавдия Петровича плюнешь иногда, до чего увалень.
Нина . А что?
Квашнева . Нельзя сказать, чтобы ленив, а необыкновенный увалень: в поле ему ехать – дрожки эти с утра до ночи у крыльца стоят, а он лежит на диване, переворачивается.
Сонечка . На стене газеты читает, в зале штукатурка обвалилась, под ней старые газеты, честное слово.
Квашнева . А ты не смейся при посторонних, кто смеется, тот глупый. Прислугу такую же завел: вот этого Нила, прости господи, да чучелу Катерину. Нарочно таких не выкопаешь… Так вы куда это едете?
Нина . По делам.
Квашнева . По каким делам?
Нина . Страховым.
Квашнева . Страховым? Ах, батюшки!
Нина . Я страховой агент.
Квашнева . Агент? Софья, уйди-ка, посбирай грибы…
Сонечка встает.
Иди, иди…
Сонечка . Кажется, не маленькая…(Ушла направо.)
Квашнева(очень заинтересованная).Замужем?
Нина . Нет.
Квашнева . Девица?
Нина . Право, не знаю, как ответить. Я самостоятельная, моя фамилия Степанова, зовут Нина Александровна.
Квашнева . А не из евреев?
Нина . Нет, не из евреев.
Квашнева . То-то, хотя евреи хорошие бывают.(Рассматривает.)Агент…(Жалобно.)Ай, ай, ай, милая, это страховое-то для вида у вас только?
Нина . Как для вида, я этим живу, небольшой пока заработок, но все зависит от старания.
Квашнева . Стараться приходится?
Нина . Не всегда, конечно; вот как сегодня в лесу – право, не хочется ни о чем хлопотать.
Квашнева . Размякли?
Нина . Почему-то мои воспоминания все связаны с такой вот осенью…
Квашнева . Значит, было дело…
Нина . Да, женщины трудно забывают некоторые вещи.
Квашнева . По холостым, чай, больше ездите?
Нина . Что?
Квашнева . А вы на старуху-то не фыркайте.(Шепотом.)Дело женское, – сама скажу по секрету, – дочь мою Софью насилу держу, так и рвется. Вот какие девицы пошли. Подите-ка поближе.
Нина подходит.
Есть у нас один помещик, нахал и мот; именьишко половину в карты проиграл, половина – под векселями. Словом, одни усищи – весь его капитал. Хорошо. Дочь моя Софья и влюбись в него, прямо вынь да положь! Много ли девчонке нужно. А ведь я мать, милая. Сами едва выкручиваемся. Одна надежда на Коровина.