– Вы читаете детективы?
– Скорее, я их пишу, – вздохнул Алексей, вспомнив бывшую работу. Бывало в его практике и такое: смерть от отравления цианистым калием. И уголовное дело, возбужденное именно по этой причине. Да, он когда-то об этом писал целые тома. О трупах.
– Вы что, тоже писатель?
– Графоман. Но с этим уже покончено. Значит, цианистый калий. И достать его не так-то сложно.
– А вам?
– Мой мотив?
– Так вы что, юрист?
– Я человек, чья вина еще не доказана. Есть такая вещь, как презумпция невиновности. А со мной уже разговаривают так, будто мне предъявлено обвинение.
– Извините.
– Вот это уже лучше.
– Так ваша жена постоянно живет на даче?
– Уже с неделю. Она работает учителем в общеобразовательной школе. У школьников начались каникулы как раз неделю назад, и я перевез беременную супругу с сыном сюда.
– И какие у нее отношения были с покойным?
– Они, кажется, учились в одной школе, – осторожно сказал Алексей.
– А он тоже жил на даче один.
– Могу за него только порадоваться. Мне самому в последнее время катастрофически не хватает одиночества. Жена с вами разговаривать не будет. Пока вы ее не заставите повесткой. А на это нужны основания. И рассказывать о своих отношениях с покойным Саша тоже не будет. Она-то уж точно ни при чем. Все вопросы ко мне.
– Значит, не хотите следствию помочь.
– Хочу. Но еще больше я хочу, чтобы не трогали мою жену. Вы не расслышали? Она беременна. Ей нельзя волноваться. Со мной можете делать все, что угодно, но ее не трогайте. Иначе я приму меры.
– Вот даже как!
– Послушайте, Игорь Павлович…
По старой привычке Леонидов сразу запоминал имена. Когда идешь на контакт и хочешь получить информацию, ничто так не раздражает собеседника, как небрежное отношение к его имени-отчеству.
– Послушайте, не могли бы вы мне показать… Ну, что там, в доме. Как лежит тело? Обстановка на месте происшествия. Пригласите в качестве понятого, что ли.
– Это еще зачем? У нас уже есть понятая.
– Та пожилая женщина, которую ваш писатель нанял для ведения своего холостяцкого хозяйства?
– Вы ее знаете?
– Ну откуда? Никого я здесь не знаю. Я же вам сказал.
– Тогда с чего вы взяли, что это пожилая женщина, а не молодая девушка?
– Потому что покойный был красавцем, по словам моей жены. Он на даче наверняка от баб отдыхал, зачем ему еще и здесь молодая смазливая домработница? Нет, он должен был приискать особу, которая ему в матери годится.
– Я никак не пойму…
– И не надо. Так можно?
– Что ж, пойдемте. Может, вы и вспомните чего. И протокол осмотра места происшествия подпишете. Второго понятого у нас нет, это точно. Следователь сказал, веди соседа и лучше, чтобы был мужик с крепкими нервами. А то домработница ревет белугой.
– Что же вы мне тогда столько времени голову морочите?
– Я вас проверяю, – важно сказал Михин. «Мальчишка! – подумал Алексей. – Молод для капитана. Только-только получил очередное звание? Новую должность?»
Они вместе вышли на улицу. Вдоль забора рос густой кустарник с колючками и мелкими желтыми цветами. Алексей не сразу даже вспомнил, что это акация, так его выбила из колеи смерть писателя. Не то чтобы Леонидов был полон сострадания к Павлу Клишину. Еще чего! Но Саша! Мало ей досталось! Давно уже Алексей дал себе слово, что отныне будет ограждать жену от общения с представителями законной власти. Что больше никаких следователей, протоколов, опознаний… И вот вам пожалуйста! Подложил им свинью Павел Клишин! А еще писатель называется!
Дача Павла Клишина была последней в ряду домов по правой стороне улицы. Сразу за забором начинался смешанный лес, и грунтовая дорога вела от ворот клишинской дачи к шоссе, засыпанному гравием. Подъездов к дому было два: один с улицы, другой через лес, с противоположной стороны. Та, лесная дорога, была в плохом состоянии. И зачем она там была? Куда вела? Может быть, когда-то по ней выезжали на сенокос либо за дровами? На телеге, не на машине. Но Клишин эту дорожку держал в резерве. Не по ней ли к нему в дом тайно приезжали любовницы? Алексей был уверен, что эта дорога тоже выходит на шоссе. И проехать по ней можно. На хорошей машине с мощным мотором – вполне! Грязновато, конечно, но потом можно и в мойку заехать. Почему-то он был уверен и в том, что любовницы Павла Клишина были из богатых. Такой роскошный парень на мелочи размениваться не станет. Если Саша, конечно, не преувеличивает насчет его внешности.
Что же касается самой дачи… Как и у Леонидовых, дом был не новый. Всё просто, без затей, по образцу времен строительства развитого социализма. Когда и раздавали заводским эти участки. Но не так давно дом подрубили, подвели под него кирпичный фундамент, заново покрасили, пристроили еще одну террасу, отделали под жилую комнату второй этаж. Словом, на лицо был капитальный ремонт. И закончили его только-только. Пахло масляной краской, влажными опилками. Дом был выкрашен в приятный голубой цвет, в такой же – забор. Имелся на участке и гараж, но ворота его были закрыты. Зато входная дверь распахнута. К ней от ворот вела заасфальтированная дорожка.
Леонидов, стараясь не выдать свою бывшую профессию, осмотрел и калитку, и забор, и дорожку. И подумал: «Скверно! Нет чтобы песочком присыпать! Асфальт положил! Писатель! Да еще и дождичек брызнул. А убили вчера вечером».
– В дом проходите, – сказал Михин. Алексей поднялся на крыльцо.
– Надеюсь, нервы у вас крепкие? – в спину ему спросил капитан.
«Если бы ты знал подробности про мои нервы…» – тайком вздохнул Алексей. Все-таки смерть от яда выглядит куда приятнее размозженной пулей крупного калибра головы. Или вспоротого живота.
Опергруппа уже заканчивала работу. На кухне, в самом углу, рыдала женщина лет пятидесяти. Почему так затянули с приглашением второго понятого? Впрочем, всякое бывает. Понятых приглашают только подписать протокол, и те, дрожа от страха, не глядя, ставят свою закорючку в указанном месте. Может, опера просто не хотят, чтобы следы затоптали? Алексей задержался на пороге.
Писатель лежал тут же, в кухне, пальцы его рук были скрючены, словно пытались зацепиться за свежевыкрашенный пол. Густые светлые волосы наполовину закрывали лицо, одна нога была поджата, другая вытянута, голова неловко повернута набок, лицом к углу, где висела небольшая иконка. Понять, настолько ли хорош был Клишин, как говорила Алексею жена, было сложно. Смерть не красит, а поза, в которой лежал покойный, была довольно-таки нелепой. Алексей понял только, что он блондин, скорее худой, чем толстый, и скорее высокий, чем среднего роста.
За столом расположился мужчина средних лет, как понял Алексей, из прокуратуры. Он что-то быстро писал на листе бумаги. Судмедэксперт сидел в плетеном кресле и курил, поглядывая на труп. Видимо, свою работу он уже закончил: окурки аккуратно собраны, бокалы упакованы для отправки на экспертизу, труп дактилоскопирован. Налицо присутствие второго человека. Гостя.
– Проходите, – сказал следователь, увидев новоприбывшего. – Сейчас подпишете протокол.
– А что здесь, собственно, случилось? – спросил Алексей.
– Трудно так сразу понять, да? – усмехнулся следователь.
– Я вижу только, что на полу лежит человек.
– А что он не дышит, видите?
– Да, похоже на то, – продолжал строить из себя дурачка Леонидов. – А что там?
Он кивнул на прикрытую дверь.
– Будто не знаете? – усмехнулся Михин.
– Я же сказал, что никогда здесь раньше не был. Как понятой желаю все осмотреть. Прежде чем подписать протокол.
– Ты смотри, какой грамотный! – с удивлением протянул следователь. – Ладно. Игорь, покажи ему комнату.
– А яд был в вине? – трагическим шепотом спросил Алексей, прежде чем пройти во внутренние помещения.
– Что-о? Игорь? – с укоризной посмотрел на Михина следователь.
– Я ему ничего не говорил! Честное слово!
«Мальчишка», – ласково подумал Алексей. И важно сказал: