Спустя месяца они либо заключают договор о взаимном зачатии и воспитании детей, либо компьютер предлагает каждому из них новую "идеальную пару". Главное условие для брачного партнерства – рождение ребенка, хотя бы одного. Но даже на это почти никто не решается.
Меня с шестнадцати лет атакуют такие "партнеры". И хуже всего то, что если в ближайшее время я не определюсь, то спутника жизни (и отца будущих детей) мне назначат в судебном порядке!
Говорят, у американцев ситуация еще хуже. Если до двадцати лет не вступила в партнерство и не родила – переходишь в разряд суррогатных матерей. Женщин-одиночек просто оплодотворяют по решению суда. Что ж, и дураку ясно, что все это делается ради выживания человеческой расы. Вот только методы вызывают неприязнь.
– Ты так похожа на свою мать, – голос отца вывел меня из глубокой задумчивости. – Такие же рыжие волосы, голубые глаза и упрямый подбородок. Ты даже фигурой пошла в нее, а она была настоящая красавица.
Я натянуто улыбнулась. Что скрывать, на внешность не жалуюсь. Природа наградила меня тонкой костью, изящной фигурой и вторым размером груди. А учитывая высокие скулы, пухлые губки бантиком и копну рыжих волос до пояса – мне на рынке невест цены нет, такой генотип пропадает! Единственный недостаток – ершистый характер и скверная привычка не отступать и не сдаваться. Многих это отпугивает, но есть и такие, что считают мой маленький «недостаток» изюминкой.
Но красивая внешность и популярность среди мужчин что-то совсем не радуют. Мне уже двадцать пять, а я так и не определилась с выбором, потому что выбирать не из чего.
Почти все наши мужчины абсолютно инертны. У большинства нет ни цели в жизни, ни увлечения, ни желания чего-то достичь. Да и зачем? Это раньше надо было учиться, работать, добиваться своих целей. А теперь всем обеспечивает Муравейник – автономная замкнутая система, расположенная на глубине пять тысяч метров под поверхностью Земли. Многие не желают даже учиться, им гораздо легче не напрягая мозги выполнять команды, отданные кем-то другим. Они бегут от ответственности, как бы говоря: вот, ты мне приказал, я сделал, а последствия не в моей компетенции.
Как с такими детей заводить? Они же сами как дети!
Единственный мужчина, которого я уважаю и люблю, это мой отец, он – святое. Маму я почти не помню. Мне было пять лет, когда на Землю обрушился астероид, и моя мать погибла одной из первых. С тех пор у меня есть только отец, и я без преувеличений готова перегрызть глотку любому, кто посягнет на его жизнь.
***
Коридор пару раз вильнул, разделяясь на несколько рукавов. Мы привычно двигались в нужном направлении, пока не достигли сектора "NB", где находился отсек для заседаний. Здесь пришлось остановиться, ожидая вызова.
Рядом с нами толпилось еще несколько человек. Я узнала парней из радиологического контроля, микробиолога Андреаса из соседней лаборатории, климатолога Велислава и еще двоих из реакторного отсека.
Странная компания собралась. И зачем нас всех вызвали?
В зале заседаний уже знали, что мы здесь, так как под потолком мигали камеры наблюдения. Как только к нам присоединились трое опоздавших – Акихито со своими коллегами – двери автоматически открылись. Мы переступили порог и предстали перед научной комиссией, курировавшей проект "Возрождение". Тот самый, над которым подземные лаборатории Славянского корпуса трудились вот уже двадцать лет.
***
– Ну, что ж, все в сборе, – глава комиссии Вишневецкий Василий Андреевич сложил пальцы домиком. – Прошу, господа, располагайтесь. Разговор будет долгим и трудным, но мы должны прийти к консенсусу.
Мы молча заняли откидные кресла.
Такое начало настораживало. Я почувствовала, как под ложечкой засосало – верный признак предстоящего геморроя.
– Вам всем выпала большая честь стать участниками беспрецедентной экспедиции на поверхность Земли.
– Что?! – я подпрыгнула в кресле, но мой возглас потонул в общем шуме возмущенных голосов.
– Тише, господа. Все давно обдумано, согласовано с правительством и утверждено. От вас требуется только одно: пройти медицинский осмотр и проверку на выносливость. Как вы понимаете, экспедиция нешуточная, так что все должно пройти без эксцессов. Здесь мы собрали лучших из лучших, весь цвет ученых-практиков Славянской республики.
Я невольно огляделась. Меня не покидало ощущение, что кого-то не хватает.
– Василий Андреевич, – подал голос заместитель, кивая на планшет, лежащий перед ним на столе.
– Ах, да. У нас тут возникла проблема. Наш лучший радиобиолог, к сожалению, не сможет принять участие в экспедиции по состоянию здоровья. Сейчас мы должны решить, кем его заменить.
Мы с отцом удивленно переглянулись. Натан Божени был не только отличным специалистом, но еще и нашим коллегой. Он курировал реакторный отсек, и сейчас как раз была его смена.
– Можно узнать, что с ним случилось? – я подняла руку, привлекая к себе внимание.
– Это конфиденциальная информация, которую может знать только его лечащий врач.
– Это что-то серьезное? – заволновались остальные. – Не заразно?
– Нет, волноваться не о чем.
– Ну, так давайте подождем, пока его вылечат, – предложила я, невинно глядя в побагровевшие глаза главы комиссии.
– Карина Алексеевна! – уже рыча, продолжил Василий Андреевич. – Будете говорить, когда вам дадут слово, или отец не учил вас манерам? На кону стоит будущее человеческой цивилизации!
Я сжала кулаки, пытаясь сдержать свой характер.
– Божени болен, а откладывать экспедицию мы не имеем права. Если вы заметили, то в последнее время у нас участились перебои с электроснабжением. В лабораториях и технических боксах стоят автономные генераторы, а вот жилые и администрационные отсеки страдают больше всего.
Словно в подтверждение его слов в воздухе послышался тихий гул, а пол под ногами завибрировал. Свет на секунду погас, но тут же снова включился.
– Что это было? Что происходит? – люди в зале заволновались.
– Именно к этому я веду, – глава успокаивающим жестом остановил поток вопросов. – Наш реактор начал давать сбои.
– Но как? Он же рассчитан на сто пятьдесят лет! – изумленно проронил мой отец.
– Как видите, в расчетах произошла ошибка. Человеческий фактор – от него никто не застрахован. Никто не верил, что астероид действительно может столкнуться с Землей. Ваши коллеги ученые убеждали, что это только один шанс из шестидесяти тысяч, то есть практически равный нулю. И вот результат. Мы слишком поздно поняли всю серьезность угрожающей опасности, и поэтому реактор собирался в спешке, часть оборудования даже не прошла тщательной проверки. Но он дал нам возможность выжить, а теперь мы должны искать другой путь. Путь на Землю.
Люди в зале молча переглянулись. Только сейчас я заметила, что была здесь единственной девушкой.
– Господа, – продолжил заместитель, приблизив планшет к близоруким глазам, – здесь у меня список лиц, утвержденных Координационным Комитетом в состав экспедиции. Каждый из вас специалист в своей области, и вам выпала великая честь открыть нашу планету заново… Так, а на место радиобиолога у нас две кандидатуры. Полонский Алексей Егорович и Полонская Карина Алексеевна. Эм-м… мы как-то не рассчитывали на участие девушки. Алексей Егорович? – заместитель вскинул глаза на моего отца. – Вам придется заменить Божени.
– Нет! – я успела вскочить с кресла раньше, чем мой отец смог издать хоть звук. – Это безумие! Мой отец не выдержит этой экспедиции.
– А это уже будет устанавливать медицинский осмотр. Сядьте, Карина Алексеевна, – Вишневецкий пригвоздил меня взглядом к месту, – или я прикажу вывести вас из зала.
– Нет, пожалуйста. У него слабое сердце, одышка и… и…
Я лихорадочно пыталась придумать болезнь для своего абсолютно здорового отца. Какая экспедиция?! Не пущу!! Это же верная гибель! Что за дурак придумал отправить горстку ученых в это радиоактивное пекло?