Иван появился на следующей неделе в агентстве – с охапкой роз и предложением:
– Лиза, а пойдем в ресторан?
И я пошла – почти бездумно, ошалев от счастья, что мои внезапные чувства оказались взаимными. Пошла бы в тот момент, куда бы ни позвал: в ресторан, в клуб, на ипподром, к нему в спальню и замуж. Все произошло слишком быстро, но я могла только радоваться. У меня вихрем кружилась голова от происходящего. Я такой жизни и не знала, а Ваня ее мне показал. Между нами не было ничего общего, и я уже тогда не обманывалась: он воспринимал меня красивой куклой, которая, к вящей радости, оказалась способной и поддержать беседу. Он женился на мне, отчасти следуя моде, – все мужчины его достатка и круга обзаводились молодыми женами и еще более молодыми любовницами. Меня это не смущало – я была благодарна за то, что темные дни, вместе с агентством, остались в прошлом, а моя горячая влюбленность в его характер, личность, излучаемое могущество, прямолинейность и редкие улыбки не оставляла выбора. А еще вдохновляло его отношение ко мне, в котором явно прослеживались теплота и забота, чего со временем становилось только больше.
Смущало меня другое – Иван никогда не посвящал меня в свои дела открыто, но как будто особо и не скрывал, потому о деталях догадаться было несложно. По коротким разговорам, по обрывкам фраз, по его людям и телохранителям, всегда носящим оружие. Будучи еще невестой, я уже понимала, что выхожу замуж за криминального авторитета. Но и это меня не остановило – как-то наоборот, я смогла убедить себя, что такой человек и не мог появиться из другой среды. Я любила его так сильно, что готова была не замечать собственные внутренние сделки.
Ваня не изображал из себя романтика, но давал все, что мне было необходимо. Рабочие вопросы при мне никогда не обсуждались, хотя живя в том же доме, я все же улавливала некоторые темы, не желая в них вникать. Иван работал не только на наркорынке, под ним строились гигантские преступные структуры, вытекающие одна из другой. Красивой кукле не положено знать подробности – я их и не знала. Зато быстро научилась быть лишь придатком к сильному мира сего. Теперь меня водили на выставки и приемы, гордились мною, показывали меня, как великолепный аксессуар, меня любили и берегли. И я старалась соответствовать – каждый день напоминала себе, как мне повезло когда-то встретить Ваню. И пела я только ему одному – старинные романсы, аккомпанируя на рояле. Он просил этого, когда возвращался из какой-нибудь командировки – обычно уставший, вымотанный и небритый. Наливал в стакан водки и спрашивал:
– Лиза, не споешь?
И я пела, на полчаса забывая, кто он есть. Любила эти моменты особенно сильно, ведь и Иван выглядел так, будто сам забывал, кто он есть.
Между нами никогда не случалось серьезных ссор. Хотя он иногда срывался – я через стены слышала, как он кричит на своих людей. В огромном доме, больше похожем на замок, у меня были отдельные покои – почти как королевская опочивальня, которую супруг посещает лишь по необходимости. Ваня оказался нежным любовником – аккуратным и внимательным. Но через год семейной жизни секс начал его интересовать все меньше, он «наелся» молодой красавицей, вновь с головой погружаясь в заботы. Тогда мне стало его не хватать. Подозреваю, что он не заводил себе любовниц. Просто предполагаю – из его характера и темперамента. Для Ивана вся жизнь состояла в его черном рынке, общения ему хватало с подчиненными. Верный Коша уж точно знал о моем муже больше, чем знала я. А мои задачи свелись к тому, чтобы хорошо выглядеть и не раздражать назойливостью, когда у любимого супруга нет на меня времени.
Когда-то я безумно радовалась нашей свадьбе и не успела поразмыслить о том, что происходит после нее. Оказалось, что ничего. У меня теперь были украшения, брендовая одежда и любые вещицы, стоило только глянуть заинтересованно на витрину. Я мечтала вырваться из бедности, но перемахнула сразу на вершину бытия – и вот, весь мир под ногами… а взять из него нечего. Заикнулась про возвращение в музучилище – и тогда получила первый резкий отказ:
– Нельзя, Лиза. Ты ведь должна понимать, что у меня немало врагов. Мне все семь этажей училища охраной обложить, чтобы ты там в игрушки свои играла?
Я понимала разумность доводов и не спорила. А репетиторы, о которых раньше мечтала, почему-то теперь стали не нужны – мне хотелось именно выйти, убраться хоть ненадолго с этой вершины мира и пообщаться с людьми, а не вооруженными роботами. Я тогда так расстроилась, что обвинила его в банальной ревности, но Ваня лишь расхохотался, не принимая упрек всерьез именно в таком контексте. Но он прав – у него не будет причин ревновать никогда, а его склонность к собственничеству я почти сразу распознала, когда он после первой нашей ночи восхищался, что я оказалась девственницей: для него невинность оказалась важным атрибутом, сразу повысившим мою ценность. Его ревность никоим образом не была связана с комплексами, как у многих других людей, он просто делил все на свете на «свое» и «чужое». Иван Морозов ревнив, но не только к своей женщине, он ревнив к своим людям, к своим районам, к своим рынкам – и, может, как раз по этой причине так успешен во всем. Иван Морозов не делится с чужими – это можно назвать его личным брендом. Любой, кто посмеет взять у Ивана Морозова без спроса хоть копейку, предпочтет сам себе выбить зубы. И обратная сторона его характера – он бесконечно щедр с теми, в ком видит верность.
Я старалась быть приветливой с прислугой и многочисленной охраной в доме – они отвечали мне вежливо, но избегали общения. Для поварих я хозяйка. А для телохранителей – красивая кукла их хозяина, которая иногда издает звуки. Я знала всех живших в доме, но, разумеется, и представления не имела о настоящем количестве подчиненных Ивана. Чаще других видела Кошу, тень своего мужа, но и о нем, если задуматься, не знала ничего. Я даже разглядывать его на всякий случай не рисковала.
Про беременность всерьез пока не думала. Но Ваня не настаивал, у него от предыдущего брака двое взрослых сыновей, которых он упоминает не иначе как «спиногрызами». Парни по отношению к отцу тоже предпочитали держать дистанцию. Однако ж в случае денежной нужды знали, к кому обратиться. Ивана иногда бесило, что эта нужда возникала по три раза в неделю. Он не жаждет получить ребенка и от меня, а я все никак не могла определиться, хочу ли ребенка вообще.
Первые два года семейной жизни я потратила на соцсети и сериалы, окончательно превращаясь в куклу, как мне и полагается. Иногда читала форумы, где бедные женщины жаловались на мужей-алкоголиков или нищету, всякий раз повторяла себе, как же мне повезло. Вообще жаловаться не на что! Следующие два года семейной жизни я спустила на бессистемное образование – покупала себе дорогущие вебинары и лекции, изучая то дизайн, то психологию, то сложную науку вышивания крестиком, ни на чем не задерживаясь долго. Я просто забивала свое время короткими развлечениями – и тем успокаивала внутренних тараканов. Не на что жаловаться, безмозглые молодые девчонки мечтают о моей жизни, а мне она досталась просто так – стоило оказаться в нужном месте в нужное время. Тоска одиночества и тревоги иногда накатывали, но никогда не находили внешнего выхода, – мне пора взрослеть, раз так сильно повезло в жизни.
Вкупе четыре года сделали из меня абсолютно другого человека, хотя мне исполнилось всего двадцать три – небольшая разница с теми девятнадцатью, когда я встретила Ваню, а я будто за это время переродилась. Я начала разбираться в видах шелка и позабыла, какова на ощупь синтетика. Я полюбила лошадей и разлюбила собак. Я могла играть одну мелодию на рояле по восемь часов кряду – и будто засыпала на это время. Иногда я звонила Вике, но со временем нам стало не о чем разговаривать. Она, удивив нас обеих, вышла замуж за простого инженера и бросила агентство. Но ее проблемы были будто из другого мира – как эпизод очередного сериала, немного надуманный и неестественный. И я ей теми же откровениями ответить не могла, поскольку у меня проблем не было вообще. По крайней мере таких, которые можно обсудить.