Некоторое время меня тревожил только один эпизод – он произошел незадолго до того, как мы отпраздновали третью годовщину. Я уже замечала, что при проблемах Ваня меняется: в такие дни он часто кричит на своих ребят, я его терпение на прочность не проверяла, предпочитая отсиживаться в комнате. Еще он в подобные периоды много пьет – разгонит всех, даже Кошу, сядет в гостиной на первом этаже, плеснет водки – выпьет, плеснет – выпьет. И так до тех пор, пока не осоловеет до невменяемости. Но ко мне в таком состоянии не подходил, исключение случилось только раз.
Он после каких-то затянувшихся проблем вернулся с гостем – уже на хмеле. Я вышла поприветствовать, и Ваня, как обычно, хвастался мною, как своим достижением. Незнакомца мне вообще забыл представить – настолько был пьян. Мужчина лет сорока сально ощупывал меня нетрезвым взглядом, и, стоило мужу это пристальное внимание заметить, как он попросил меня удалиться, чему я была только рада. Еще не хватало им петь и играть – Ваня мог об этом попросить, а я не нашла бы причин отказаться.
Они смеялись и пили до поздней ночи. Похоже, какой-то полезный человек. Но уже в четвертом часу утра дверь в мою спальню с треском распахнулась.
– Ваня?
Я подскочила, испуганно прижимая одеяло к груди. Ужасало то, что его странный гость ввалился в комнату вслед за мужем. Иван его ласково приобнял, направляя к моей кровати и пьяно спрашивая:
– Что, понравилась? Лизонька у меня такая, что не может не понравиться, верно? Ну, красавица моя, что же ты смотришь, как будто не рада меня видеть? – И снова гостю: – Понравилась?
– Красавица, Иван Алексеевич! Настолько прекрасная дама может украсить любую жизнь!
У него глаза какие-то странные, голубые, полупрозрачные и будто липкие. Они мажут по мне, раздевают, сразу до костей. Я это еще в гостиной заметила, как и муж. Но не представляла, что Иван захочет удостовериться, не показалось ли ему. И супруг начал говорить совсем немыслимое:
– Так чего же ты ждешь? Бери! Лиза очень послушная, а моему другу не откажет. Но ненадолго, уж будь другом! – и пьяно расхохотался. – Ночь себе укрась, большего твоя рожа не заслужила.
У меня вдох комком сжался в горле. Казалось, что мне все это снится – видится в больной фантазии от безделья. Со дня нашего знакомства я чувствовала себя защищенной – многое я могла бы сказать о своих сомнениях, но в этом была уверена. И никогда мне не приходило в голову, что от самого Вани меня никто не защитит… Еще хуже было осознание, что мне не дадут убежать, а разозлю – убьют. Сначала изнасилуют, отдадут этому сальному пьяному «полезному человеку», а потом убьют.
И гость подался ко мне с гнусной улыбкой. Я неконтролируемо метнулась с кровати к противоположной стене и заныла-завыла почти без слов:
– Ваня… Что же ты…
Меня никто не слышал. Мужик расстегивал рубашку, не отрывая от меня взгляда, – ведь ему дали разрешение. Но еще через шаг тяжелая рука легла ему на плечо, останавливая. А голос мужа прозвучал до мурашек холодно и абсолютно трезво:
– То есть так, да? Ты на чью жену хуй навострил, самоубийца?
Тот непонимающе обернулся и тут же получил кулаком в лицо. Ваня перехватил падающее тело за грудки и не дал рухнуть, нанося новый удар. И снова, и снова – мощно, уверенно. Мужчина хрипел, орал, а я зажала голову руками и тоже кричала. Муж просто озверел:
– Никакая гнида не смеет так смотреть на мое! Слыхал ты, падаль?!
Он избивал его так жестоко, что меня тошнило. Я жмурилась, чтобы не видеть, но, кажется, слышала хруст костей, а жертва со временем даже хрипеть перестала. И вдруг все стихло, но я все не отрывала пальцы от ушей и не открывала глаза, с трудом преодолевая рвотные позывы.
Тишина давила – сложно сказать, сколько прошло времени, но из непроницаемости меня выдернул тихий голос:
– Елизавета Андреевна, вы сегодня переночуете в гостевой спальне?
Я уставилась на Кошу, кривя губы до болезненных судорог. Он повторил вопрос, а потом взял меня за локоть и поднял. Я снова закрыла глаза, чтобы не видеть, и потому спотыкалась одеревеневшими ногами о ковер. Но держали меня железной хваткой и уверенно тащили к выходу.
– Коша, ты это… вышвырни его потом, – раздался снова пьяный голос мужа.
Мой провожатый ответил на ходу:
– Иван Алексеевич, ну какого черта? Грязи-то сколько.
Тот ответил почти неразборчиво, опираясь на дверной косяк:
– Руслан, хоть ты не нуди, чистюля хуев. Этот пиздюк у меня китайцев на траффике выебал и думал, что я не узнаю. А потом решил выебать мою жену… Да живой он. Вроде. Но вышвырни его так далеко, чтобы я его больше никогда не видел. Лиза, Лизонька… извини! Не хотел тебя тревожить, девочка моя…
– Идите спать, Иван Алексеевич, – Коша отреагировал за нас обоих.
Я не была в состоянии говорить или понимать. И не смогла отметить, что Кошу впервые назвали при мне не Кошей и даже не Кощеем. Похоже, муж совсем не в себе.
Меня впихнули в гостевую спальню, после чего Коша попытался уйти, но я вцепилась в его рубашку, заглядывая снизу в глаза.
– Мне страшно… страшно! – взмолилась, как будто от него надеялась получить какую-то поддержку.
– Успокойтесь, Елизавета Андреевна.
Он попытался оторвать меня от себя, но я еще крепче сжала пальцы, вопя громче:
– Страшно! Ты можешь это понять?
Коша наклонился и сухо повторил:
– Успокойтесь. И вам ничего не грозило. Худшее, что с вами может произойти, – если Иван Алексеевич с вами разведется. Вот тогда и будете истерить.
И в тот момент я очень сомневалась, что именно это самое худшее. Он так и держался в нескольких сантиметрах от моего лица, терпеливо ожидая, когда я соберусь и разожму пальцы, – вероятно, не хотел или не был уполномочен применять ко мне силу. Верная хозяйская собака, он выполняет приказы, а не утешает истеричек. Молодой ведь, всего лет на пять старше меня самой, – не самый симпатичный, неправильный какой-то, неулыбчивый, короткая стрижка темных волос, длинная шея с острым кадыком. Глаза только карие можно назвать красивыми, не будь они такими равнодушными. Руку дам на отсечение, что Коша никогда не улыбается – бессердечная тень моего бессердечного муженька. Ему даже имя не полагается, как и многим бандитам Морозова, и Руслана не на ровном месте переименовали в Кощея.
Мне удалось с трудом преодолеть судорогу и разжать пальцы. Стоять с ним рядом было не менее неприятно, чем вернуться сейчас в свою спальню.
Наутро Ваня умолял о прощении, пытался что-то объяснить и заверял примерно в том же, что вчера сказал Коша: виноват он передо мной только в том, что перепугал. Но ни одна гнида меня бы не коснулась, иначе он не мог бы называться Иваном Морозовым.
Я долгое время пребывала в апатии, но со временем все проходит. Забылся и тот случай, к тому же больше ничего подобного на моих глазах не повторялось. Но именно в ту ночь я окончательно поняла, за кого именно вышла замуж. И что мне очень повезло, что Иван Морозов, чаще всего занятый делами и неромантичный, видит во мне только «свою девочку», а не врага.
А еще через год все начало налаживаться – Иван подался в политику. Мне сообщил, что пора уже выходить на свет, а руководитель он отменный – так почему бы не использовать таланты? Я тогда очень вдохновилась – быть женой политика мне хотелось куда больше, чем женой преступника. У нас даже охрана в доме частично сменилась – и теперь я чаще наблюдала парней в чинных деловых костюмах, которые не производили впечатления людей, только вышедших из тюрьмы. Коша никуда не исчез, но с Кошей Ваня пойдет хоть в китайский наркопритон, хоть в бездну ада, хоть в политику. Было понятно, что в одночасье все не изменится, но хорошо, что хотя бы тенденция намечена – все же впервые в жизни Ивану Морозову понадобилась и репутация для покорения нового для него рынка.
Глава 2
Окончательно я расслабилась, когда в доме начали появляться люди из новостных каналов. Иван ничем не занимался вполсилы, с привычным рвением вовлекался и в политику. Я только теперь поняла, в каком напряжении жила все эти годы, боясь себе признаться в страхе – о нем говорили только частые ночные кошмары. А наяву я не задавала себе вопросов, чтобы на них не отвечать.