Мое счастье осталось за горами. Сейчас мне хотелось обычной человеческой теплоты.
Нина была дома.
– Привет.
– Привет. – Одетая в домашний халат, Нина посторонилась в дверях. – Зайдешь?
Я вошел. В квартире ничего не изменилось. Нина жила одна, мужчина у нее за это время не завелся, во всяком случае – постоянный, а легкий беспорядок говорил, что хозяйка никого не ждала.
Запирая за мной, Нина сначала выглянула за дверь.
– Ты один?
– Да.
Отсутствие Челесты и мой подавленный вид сказали достаточно, чтобы не лезть с вопросами, с тактом у Нины все было в порядке.
– Чаю?
– Да.
Мы прошли на кухню.
Под халатом у Нины ничего не было. Тонкая шея, ласковые руки. Теплый взгляд. Добрая улыбка. Голые ноги в тапочках. От ног до шеи – махровая ткань халата. Я помнил все, что скрывала ткань, и внешнее, и внутреннее. Руки тянулись забраться в горячий плен, мысли давно были там. Взорваться ослепительным салютом и забыться в нежных, почти материнских объятиях – большего мне не требовалось. Мне было плохо, и если Нине тоже плохо (а ее вид говорил, что счастья за эти дни не прибавилось), то два наших минуса дадут плюс. Маленький, временный, но взаимно приятный.
– Садись. – Нина указала мне на кухонный уголок и поставила чайник.
Мое появление обрадовало ее, но не так, как я надеялся. Вспоминались устроенные Владленом нескромные игры, их невероятное продолжение в кровати и в ванной, жаркое жадное желание, удовольствие от чужого тела и от связавшей нас тайны… Сейчас ничего похожего я не видел, Нина просто была мне рада – как знакомому, а не как любовнику. Своим появлением я скрасил ей одиночество, и она была мне тихо благодарна.
Мне же хотелось большего. Халат был лишним. Даже чай был лишним. Только горячая возня, салют и забытье. Когда большое счастье недостижимо, мечтаешь о маленьком.
Недостижимым оказалось даже маленькое. Все шло не так, как я надеялся. Одинокая женщина, которой я нравился и с которой нас немало связывало, не спешила с превращением минусов в плюс.
– У Челесты все нормально? – все же не выдержала Нина.
Она считала Челесту моей девушкой, и тогда – да, все правильно: третий – лишний. Нина свободна, а я, с ее точки зрения, нет. Отсюда и некая отстраненность. Следовало догадаться раньше.
– Мы с Челестой расстались. Собственно, мы и не были парой в нормальном понимании. Мы даже языков друг друга не знали, ты видела, как мы разговаривали.
– Дела и тела говорят больше, чем слова. Вы смотрелись замечательной парой. Вы были счастливы.
«Были». Я вздохнул. Хотелось погладить Нину по выпуклостям халата, но после разговора о Челесте это выглядело кощунством.
Я заметил, что после смерти Владлена Нина изменилась. Лицо стало менее эмоциональным, движения – мягкими и степенными, желания – неочевидными, глубоко спрятанными или увязшими в сомнениях. Кроме глаз, ничто в теле Нины не радовалось моему присутствию.
– Челеста в больнице, – добавил я после паузы.
– Что-то серьезное?!
– Психическое. Ничего не помнит, меня не узнает.
– Ужас. Ты в порядке?
– Да.
«Пожалей меня!» – кричал мой вид.
Нина поставила передо мной дымящуюся чашку и вазочку с печеньем.
– Может, поесть хочешь? Ничего нет, но могу приготовить.
Я поднялся.
– Нина. – Мои руки легли ей на талию. – Мне плохо. – Руки поползли вниз, на широкое и мягкое.
Нина вздрогнула и застыла, словно окаменев.
– Я вижу. – Она мягко высвободилась. – Садись.
Нина усадила меня обратно, встала рядом и обняла, прижав головой к груди. Мои опущенные руки остались в кольце ее рук.
– За прошедшее время многое произошло, – сказала Нина. – У меня в голове будто бы мозаика сложилась, над которой я долго мучилась, многое стало понятным. Скрытое вышло на свет. Наверное, именно это называют прозрением.
Она погладила меня по прижатой к груди голове. Пауза немного затянулась, я молчал. О чем говорить? Дела и тела, как сказала Нина, говорят больше слов. То, за чем я пришел, не состоится. Можно вновь распустить руки, но это ничего не даст. Нина прозрела.
– Я переосмыслила жизнь, – продолжила она. – Мы с Владом жили неправильно. Нет, это я жила неправильно, а Владик страдал, и оттого ему приходили дикие идеи. Нам было хорошо вдвоем, на этом следовало остановиться. Третий – лишний, как и четвертый и прочие. Где есть двое, которые любят друг друга, там больше ничего не нужно, остальное играет на разрушение. Мы с Владом сами разрушили свое счастье. Не повторяй нашей ошибки. Ты пришел ко мне, но тебе нужна не я. Иди к той, из-за кого тебе плохо, посвяти ей жизнь, и только так ты обретешь покой. Счастье – это внутренний покой. Адреналин – заменитель счастья. Наркотик. Подсев на адреналин, ты никогда не придешь к настоящему счастью.
– Мне поздно идти к счастью.
– К счастью идти не поздно никогда и никому, даже мне, хотя мой любимый человек умер. Ты слышал, что я только что говорила? Счастье – внутренний покой, погоня за адреналином – заменитель счастья. Наши несчастья – оттого, что мы путаем одно с другим.
– Я понял. Спасибо. Я пойду?
– Иди. Будь счастлив. Счастье – не в обстоятельствах, оно в нас.
Глава 2
Я вернулся на корабль. При виде ставших родными стен в очередной раз в голове всплыл вопрос без ответа: кто и зачем создал это чудо техники и природы? А что если я – невольный участник реалити-шоу людей будущего или другой высшей цивилизации? Называться шоу может, к примеру, «Бог из машины» или «Обезьяна с гранатой». Человеку из прошлого предоставляется что-то (летающая тарелка, умение летать, возможность ходить сквозь стены, другая сверхспособность), избранник на время становится всемогущим. За происходящим следят, на варианты развития событий делаются ставки.
Тогда…
Здрасьте, всесильные господа из будущего, вы меня видите? Обезьянка к вашим услугам. Не подскажете, как с подопытной обезьянкой поступят в конце?
Не хочется думать, что это правда, хотя такое тоже возможно. Быть пешкой в чужой игре – противно. О финале игры и ее правилах пешка узнает только в финале. Или не узнает, если ее съедят. Пешки в играх – расходный материал.
Версия хорошая, но глупая. Почему выбрали меня? Есть миллионы, если не миллиарды, более интересных личностей. Верить, что я – Избранный, все равно, что признать себя лучше других. А я не лучше. В крайнем случае, такой же. Попади корабль в руки человека, который достойнее меня, новый владелец занялся бы чем-то другим. Не тем, чем с тупым упорством занимаюсь я – налаживаю свое мелкое счастье. Забиваю гвозди микроскопом. Идиот, одним словом. Кому интересно реалити-шоу с идиотом-пустышкой в главной роли?
Откуда еще мог взяться корабль?
Существует множество свидетельств возможного палеоконтакта. Значит, еще в незапамятные времена кто-то мог, как я, пользоваться чужой техникой. То есть, кто-то прилетал еще раньше, но владелец корабля умер. Случайно погиб, убит аборигенами, одряхлел от старости и скончался – не важно. Его больше нет. А техника продолжает работать. Если внутри что-то ломается, она самовосстанавливается. Или ее детали не изнашиваются. Или действуют на других принципах. Главное – результат: мне досталось бесхозное чудо, и как им распорядиться, зависит исключительно от меня.
Почему корабль не заберут соплеменники умершего? Давно забрали бы, это самое логичное при потере важного гаджета. Однако этого не произошло. Получается, прилетать за ним некому! Скорее всего, цивилизация, создавшая корабль, погибла. Или перешла на следующий уровень, для которого мы кажемся муравьями и не представляем значения. Вряд ли кто-то будет спасать пейджер из муравейника, если в кармане лежит новый смартфон.
Вывод такой: любой, кому достался медальон – единственный хозяин нечеловеческой техники. Ждать и бояться некого. Нужно просто жить.
«Счастье – не в обстоятельствах, оно в нас», – стояло в ушах. Нина права, и, тем не менее, я несчастлив, как бы ни старался подняться над обстоятельствами. Зато я могу помочь другим.