Поначалу он не мог смотреть на себя в зеркало: лицо обожжено, правый глаз заплыл и не открывается, губы запеклись, потрескались. Непрезентабельная физиономия; а ещё кисти рук, тоже обожжённые, перемотаны бинтами и всё время болят! Но внутри было всё в порядке, никаких серьёзных травм не обнаружили, так что вскоре он потребовал его выписать. Врачи, понятно, возражали. Он же, как человек действия, сразу угадывал их надуманные предлоги, под которыми его пытались задержать в больнице.
Постепенно жуткое видение отпускало. Не тот был человек Вересовский, чтобы долго пребывать в депрессии даже после покушения. Да, ему повезло. И теперь можно с полным правом сказать: он второй раз родился. Для какой жизни он родился? Борис Семёнович отвечал себе так: для такой жизни, где не будет места жалости, не будет сантиментов, а будет – месть! Взрыв наверняка устроили его соперники, и они за это поплатятся! Он обязательно вычислит и исполнителей, и заказчиков, и месть его будет жестокой!
Понятно, что с такими мыслями лежать на больничной койке было невозможно. Хотелось тут же вскочить и отправиться претворять планы мести в жизнь.
– Послушайте, у меня же ничего серьёзного нет! – говорил он врачам каждое утро во время обхода. Лечащий врач многозначительно хмурил брови и произносил, как ему казалось, магическую фразу:
– А вот это, Борис Семёнович, мы лучше узнаем после КТ.
Вересовский взвивался:
– Это уже третье исследование за неделю, вы что, с ума сошли? Я вам не мальчик, а ваше КТ – это бесплатное приглашение на экскурсию в Чернобыль. Выписывайте меня немедленно!
В этот момент в палату робко заглянула дежурная медсестра и сообщила, что подъехала мать господина Вересовского.
– Ну вот видите, ваша матушка приехала, – миролюбиво произнёс лечащий врач, так и не найдя доводов после слов Вересовского о вреде компьютерной томографии.
Он быстро ретировался из палаты, пропуская вошедшую пожилую дородную женщину. Они остались вдвоём.
Сара Львовна была очень набожная, она жила по устрожению: посещала синагогу, по четвергам отправлялась в микву, зажигала пятничные свечи и страшно сокрушалась, что её непутёвый сын, на которого свалилось несметное богатство, совсем не боялся Бога.
Особенно её беспокоили бесконечные любовные похождения сына. Его брак трещал по швам, держался он только на её запрете разводиться. Когда сын приезжал к ней с огромными коробками подарков на квартиру, то каждый его визит не обходился без её лекции на тему, что мир приближается к своему концу. И, как правило, причиной этого движения к коллапсу были еврейские мужчины.
– Вот смотри, Боренька, – начинала она, – что такое всегда была еврейская семья: муж всегда всё тащил в дом, еврейские дети никогда не росли без отца. Для еврея жена – мать его детей – была всегда самой главной женщиной. Да, я знаю, ты не хочешь это слушать и слишком неприлично демонстрируешь это. Но запомни одно: пока я жива, развода ты не получишь! Я вам не позволю развестись и оставить детей без постоянного присутствия отца.
Но в это утро Сара Львовна, глядя на сына измученным от тревоги взглядом, неожиданно для него и для себя сказала:
– Боренька, ты жив – это самое главное. Хочешь заново жениться – женись, я тебе всё разрешаю, пусть это будет моим материнским грехом, за который я сама буду отвечать перед Богом.
Когда мать ушла, Борис Семёнович нажал тревожную кнопку, и в палате тотчас же появился лечащий врач. Борис Семёнович сказал ему тоном, не допускающим никаких возражений:
– Доктор, если мне сейчас же не принесут мою одежду, я уеду в вашей. Я абсолютно здоров, меня ждут дела, а как утешительный приз вы вместо меня получите четыре реанимационные постели – шедевры мировой медицины.
«Кто? Кто заказал? Кто устроил взрыв?» – эта мысль будила Бориса среди ночи, вводила в ступор днём. Кто-то его пытался убедить, что сделал это его извечный соперник Бусинский, другие настаивали на том, что это дело рук группировки, пытавшейся захватить МотоВАЗ.
С выводом Вересовский не торопился. Его холодный мозг математика перебирал все варианты, собирал информацию, которая позволила бы сделать единственно верный вывод. Наконец имя заказчика открылось: им оказался известный криминальный авторитет по кличке Сахалинец, который не мог простить олигарху, что тот вывел все свои деньги из его банка, а заодно прихватил и нефтеперерабатывающий завод в Туапсе. Но Сахалинец просчитался, а Вересовский – нет. Ровно через три месяца после покушения на Новокузнецкой «Мерседес-Бенц-600», в котором криминальный авторитет направлялся в аэропорт, взлетел на воздух.
Глава 5. Время делать бабло
– О, Сергей Николаевич, какими судьбами? – Камиль радостно раскинул руки для объятий. – А я уже подумал, не вернётесь вы в наши края. С другой стороны, квартира пустует, денег не приносит: ни вас, ни жильцов…
– Привет, Камиль. Коммерсант из меня точно неважный. А сам-то чем занимаешься, кроме ремонта?
Францеву уже успели нажаловаться соседи с лестничной клетки, что Камиль с неуёмной энергией скупает в их доме квартиры во всех подъездах, перестраивает их и сдаёт.
– Я, Сергей Николаевич, – Камиль важно вскинул голову, – я бизнесом занимаюсь.
– Лендлордом заделался? – поинтересовался Сергей.
– Чего? – не понял Камиль.
– Ну, недвижимостью торгуешь.
– Не, это не основная статья дохода. Больше всего денег сейчас даёт торговля. А вы не хотите ко мне подняться? Там и покалякаем. А заодно и квартиру мою зацените.
Сергей чувствовал, что больше всего Камиль хочет квартирой похвастаться. И он решил своими глазами взглянуть на новорусский шедевр. Тем более что одна из соседок, по образованию инженер-строитель, на днях жаловалась Францеву, встретив его в магазине: «Представляете, Сергей Николаевич! Он не только все СНИПы нарушает, он же ещё несущие стены сносит! Говорят, джакузи, камины устанавливает. Мы же теперь и летом, и зимой задыхаемся. Он всю вентиляцию разрушил, балконы объединил в лоджии. Это всё рухнет. Сложится всё, как карточный домик. Не рассчитаны наши дома на серьёзные нагрузки. Он нас всех погубит. И ведь никакого над ним контроля, никакого сладу. Никого к себе не пускает, а проверяющих подкупает!»
Вот Францев и решил воспользоваться случаем – взглянуть своими глазами на фантазии Камильки.
– Никого не пускаю в свою крепость! – отпирая дверь, сказал сосед. – Только вы, как западный человек, способны без зависти на всё посмотреть. Вот они, плоды трудов, – Камиль сделал рукой широкий приглашающий жест.
«Плоды» начинались прямо с лестничной клетки. Её стены все были расписаны и превращены в «райский сад». Эти художества очень нелепо смотрелись в вытянутой кишке, которая раньше была общим коридором для четырёх квартир блочного дома времён позднего Брежнева.
В каждом углу помещения были размещены в высоких вазонах юкки и пальмы.
– Экзоты, – с удовольствием произнёс Камиль заграничное слово и открыл дверь, ведущую в квартиру. Собственно, после перепланировки она перестала быть квартирой в привычном понимании этого слова.
– Апартэмо! – торжественно объявил Камиль. – Милости просим!
Францев обомлел. Всё помещение прихожей было выкрашено золотой краской, а посредине стояла широкая золотая колонна.
– Ёшкин кот, да у тебя здесь музей…
– Не-а, это ещё не музей! Вы проходите, Сергей Николаевич, – увлекал гостя за собой безмерно довольный хозяин.
Осторожно ступая по сверкающим мраморным плитам, Сергей остановился как вкопанный перед водной гладью.
– Не ожидали?! – расхохотался Камиль.
– Это что же? Бассейн?! В блочном доме?!
– Ну бассейн – не бассейн, а освежиться после работы можно. Как в большущей ванной. Здесь почти полметра глубины.
– А сколько же ты от межэтажных перекрытий оставил? Ты же нас всех затопишь.
– Да что вы, здесь гидроизола столько, как в настоящем бассейне… Мне самый дорогой дизайнер всё проектировал. Столько денег содрал, мама не горюй. Зойка сказала, что у них в Швейцарии за ремонт намного меньше платят.