Эксперимент над иллюзией - Волжский Максим

Максим Волжский

Эксперимент над иллюзией

Тень ползёт по стене.

Дед шептал: тень к беде.

Но мальчишка тринадцати лет,

Вдруг заметил особенный след…

Молвил он: не волнуйся семья,

Монстры ада лишь пища моя…

 1

Янтарные горы. 2081 год.

В предвкушении вкусного ужина у Олежки кружилась голова. Спать с пустым желудком ему не нравилось. Когда голоден, то сны снятся какие-то жуткие. Прошлый раз он видел себя вооружённым копьём с острым наконечником из камня, на голове его шлем из болотной черепахи, а жуткий зверь, которого подкарауливал в засаде, всё не являлся. Олежка прятался за гранитной плитой, ожидая, когда выскочит красный демон. Он пристально вглядывался в полумрак, слушая каждый шорох, но монстр был осторожен, сколько не подманивай его собственной кровью, капающей на горячий песок.

Нет, так не годится – голодным спать неинтересно. Другое дело, если ты сыт. Вот если поужинать хорошо, то и сны красочные привидятся. Обязательно приснится, что-нибудь диковинное. Например, голубое небо. Олежка такой красоты никогда не видел, а вот дед рассказывал, что небо бывает не только рыжего цвета. Дед многое помнил, и внук ему верил.

Семье Агафона сегодня повезло. Убит крупный зверюга с мясистыми лапами, что пальчики оближешь. Не было на нём проплешин и гниющих корост размером с ладонь. Бородавок тоже нет, которые ножом трудно срезать. Зверь попался чистый, словно не берут его болезни ядовитых озёр и, можно сказать, прекрасный, потому что монстром можно насытиться вдоволь.

Когда чудовище жарят на открытом огне, а рядом близкие люди, то ожидание превращается в приятные посиделки. Дед поёт, отец гремит костяными ложками, выбивая мелодию о колено, и улыбается, потому что после окончания песни дед всегда много шутил, называя отца великим маэстро. Забавные они: дед и отец.

Старый Агафон пел одну замечательную песню, которая приводила Олежку в восторг. Малой обожал мотив и слова этой песни. Бывало дед затянет: «По диким степям Забайкалья, где золото роют в горах…» – и дело сразу спорилось. Отец надрезал шкуру на лапах, дядя Борис вспарывал брюхо, мамка и другие женщины тянули кишки, чтобы наполнить их зёрнами чёрной пшеницы, а Олежка всегда приговаривал: «Хотел сожрать нас, но вышло наоборот», – и все смеялись.

Отца звали Павел. Сколько ему лет не помнил даже дед. Точность исчисления сбилась, не потому что отшибло память, а оттого что ночь смешалась с днём и вовсе неясно, когда наступает утро, когда вечер. Сутки заканчивались после ночи, а ночь, это когда приходит сон большой семьи: так научил старый Агафон, которого звали Сергей. Дед рассказывал, что когда-то люди отдыхали исключительно в темноте, что солнце уходило за горизонт, и наверху появлялась луна.

Первую отсечку на стене дед сделал только после рождения внука. Но Олежке прошлого не понять. Он никогда не видел глянцевого календаря, солнца, луны и белого облака. Он не купался в чистой реке или тёплом океане. Мальчик жил другой жизнью: любил охоту на лютых с клыками размером не меньше предплечья мужчины, умел терпеть в засаде и сражать чешуйчатого монстра броском камня точно в третье ухо. А ещё малой грезил убить красного демона.

Ни у кого из Агафоновой семьи ни висел на шее острый коготь с его длинных лап. Ни отец, ни дед, ни даже дядя Борис – не могли застать самого крупного из демонов врасплох, а Олежка обязательно разыщет его. Сначала найдёт одного, потом других, затем перебьёт всех до единого. Парнишка ещё не окреп, но к его слову уже сейчас прислушивалась семья, поскольку он чувствует зверя за сотню шагов, потому каждый набег монстров заканчивался пиршеством, песнями и добрым сном.