А взамен нее в дверь не вошел, но прямо-таки ввалился и двинул к Сашке, чуть не падая, пошатываясь на трясущихся полусогнутых ногах, еле живой пенсионер, подслеповатый и с палкой в руке. "Чуют они, что ли?! Нет, нет, нет, держаться!" Сашка склонил голову еще ниже. Старик рядом вздохнул протяжнее и встал.
На душе было слякотно и гадко. Девчонки по-прежнему щебетали, паренек упивался чтивом, а Сашка пылал на костре. И казалось ему, что все в вагоне наслаждаются созерцанием его медленного и мучительного самосожжения. Безразличным и спокойным оставаться не удавалось. Куда там! Он не помнил момента, когда чувствовал себя поганее.
Вышел на три остановки раньше в наипаскуднейшем настроении, взвинченный до предела. Пробираясь к эскалатору, каждый случайный толчок воспринимал как пощечину. С большим трудом сдерживал себя - еще не хватало вспылить, наделать глупостей. И опять ему казалось, что все смотрят на него, и не только осуждающе и насмешливо, но вообще как на чокнутого. "К черту все! Не к невропатологу надо, а в психушку, сразу, без всяких там консультаций!" Его сильно тянуло наверх, глотнуть чистого холодного воздуха, выбиться из толчеи, постоять где-нибудь в безлюдье, в темноте.
Милционер, застывший у будки, из которой просвечивала красная метрополитеновская шапочка, покосился на Сашку. И у того вовсе ноги ослабели. "Докатился, за пьяного Принимают. А чего такого, может, так и есть, может, с ходу надо таких в вытрезвитель тащить!"
При входе на эскалатор он споткнулся и толкнул грудью женщину, стоявшую впереди. Та обернулась, раскрыла было тонкий яркий ротик, но промолчала. А он как застыл с виноватой улыбкой на первой ступеньке, так и выкатился с нею на площадь. "Доэкспериментировался, к черту, надо увольняться и в глушь: в Сибирь лесником, на Камчатку смотрителем маяка, подальше от людей! Или вообще..." Последнее вытащило Сашку из бешеного ритма самобичевания и рассмешило. Он вдруг почувствовал облегчение. Все показалось пустяками нестоящими, семечками. Он сменил виноватую улыбку на бодрую, даже самодовольную, вдохнул поглубже, зажмурил глаза и... полетел на тротуар - поскользнувшийся парень сбил его с ног, но сам удержался, побежал дальше, бросив обычное "извините". Сашка был готов расплакаться. Встал, отошел к барьерчику, присел на него. В глазах зарябило, домой ехать расхотелось.
Он порылся в карманах, вытащил пригоршю медяков. Двушек было полно. Метнулся к телефонной будке. Но тяжелая заледенелая дверь дрогнула перед самым носом - две студенточки с тубусами под мышками заговорщицки переглядывались за стеклом, на Сашку внимания не обращали. .Через пять минут ожидания он постучал монетой, показал на часы. От него отвернулись. Четыре пушистых разноцветных помпончика, свисающие с шапок, мелко трялись над воротниками. Когда хохот становился столь громок, что вырывался из будки, тряслись и сами шапки, и воротники, и спины. Сашке было совсем не смешно. Бежать к другому автомату? Только отойдешь, эти болтушки выскочат, а какойнибудь шустряк влезет, нет! К Светке, все остальное побоку! Сашка как загипнотизированный вперился в спины. Ветер выдувал слезу, но он не отворачивался, не прятал лица. Лишь на миг его оторвал от созерцания неуемного веселья визг тормоза. И этого хватило.
- Извиняй, приятель, спешу, - хлопнув Сашку по плечу, в будку влез-таки шустряк в необъятной шубе.
Выпорхнувшие девчонки будто по команде развернулись, с восхищением глядя на шустряка. Тот одной рукой придерживал дверь - на случай, если "приятель" будет рваться внутрь, другой крутил диск - трубка пропала в зарослях воротника и длинных лохм, свисающих из-под несерьезной, как с детсадовца снятой, пестренькой шапчонки. Когда подруги заметили Сашку, настроение у них явно испортилось.
- Пошли, - брезгливо сказала одна, повыше, и бросила на Сашку такой взгляд, словно он ей на ногу наступил.