Решила придавить гордыню свою, сослаться на характер и бабье упрямство, которому ты, Аркашечка, мог бы дать окорот, если бы постарался. А ты, дружочек мой, приехал с деньгами, словно на базар лошадь покупать. А мне цветов десять лет никто не дарил и слов ласковых не говорил. Анна разговаривала с ним, пока писала письмо. Потом долго перебирала свои фотографии последних лет, чтобы выбрать лучшую, да вложить в конверт с письмецом. Нашла одну давнюю, племянник удружил весной, заснял в палисаднике у цветущей черемухи и получилось на зависть, – бабенка еще хоть куда, если смотреть издали.
С утра пораньше протопив печь, собралась в город, чтобы отправить письмо и забрать на вокзале подарок от Цукана, да съездить заодно к свояченице Валентине, поболтать вволю, посоветоваться, как жить дальше. Знала, что нравится Вальке Цукан, но такого не ожидала. Как узнала, что прогнала прочь Аркадия Цукана, она разволновалась до крика.
– Сумасшедшая! Что творишь?.. Ты на меня погляди. Цукан хоть наездами, да бывает, а я как монашка, двадцать лет без мужика и ссохлась вся моя лодочка.
Успокоившись, стала рассказывать, как подцепила в кафе, что на площади Ленина, видного мужичка интеллигентного вида. Подпоила. Домой привела. А он, скотина, упал на диван и в храп.
– Я ему и массаж, и то, и сё, а этот гусь храпит и ноль эмоций. Утром ни здрасьте, ни как зовут. Дай похмелиться… Я на кухню. Схватила ковшик эмалированный и на него: щас опохмелю. Так он в одних носках на лестничную площадку выскочил. Ботинки вдогон отправила… Во-о, тебе, Анна, смешно. А я ковшик бросила – и в рёв.
Выпили по рюмке самогонки. А самогонка у Валюхи знатная, да под огурчики, которые Анна с собой привезла. Когда Валентина узнала, что Анна написала Цукану письмо покаянное, то обрадовалась. Налила по второй с приговором: вернется Аркадий, вот помяни мое слово, вернется. Стало хорошо и спокойно от этих слов, Анна разом поверила, что так и будет.
В холщовой сумке, похожей на торбу, что она забрала на вокзале, лежал сверток бумажный, а в нем нож охотничий с наборной костяной ручкой и ножнами из толстой моржовой кожи, такие делают только на Чукотке. Нож – это понятно. Любит Цукан инструмент. Бывало, кухонные ножи так наточит, что берегись, можно полпальца оттяпать. И Ванечку научил инструмент уважать, точить топоры, ножовки. А вот большой будильник зачем – она понять не могла. Раньше в техникум сын опаздывал на занятия, а теперь-то к чему, ей, пенсионерке, спешить некуда. Анна выставила часовую стрелку, попробовала подкрутить заводной механизм, но заводилка крутилась свободно. Видно, стопорок слетел у пружины, решила она. Принесла из мастерской отвертки, раскрутила. Вместо пружины и шестеренок внутри лежал самородок.
Что это золото – она определила на глаз и по весу. Насмотрелась в свое время на Колыме. Будь оно неладно, это золото! Занозой сидело теперь в голове: как быть и что делать?
В милицию сдать? Тут начнется такое, что не приведи господи… Закопать в погребе? Так у них такие металлоискатели, что и в земле обнаружат.
Вспомнила один из рассказов о Шерлок Холмсе, как искали важный-преважный документ, все стены и полы перестукали в поисках тайника, а документ лежал на полке, на видном месте без утайки.
«Сколько же весу в нем?» Положила на весы в алюминиевую чашку с одной стороны и с другой – фунтовую гирьку. Потом добавила полфунта и вышло почти в самый раз. Свояченица говорила, что в скупке за грамм золота платят сорок пять рублей. Это выходит тысяч двенадцать, и можно купить квартиру и «запорожец» в придачу, и еще малость денег останется. Тут же горькая усмешка перекосила лицо. Одной-то теперь и пенсии в сто пять рублей хватает. Повертела самородок в пальцах, разглядывая с разных сторон, и снова сунула в чрево будильника. Прикрутила крышку, поставила на видное место в отцовской мастерской. Потом тряпочкой стерла отпечатки пальцев, для верности намела с полу пыли, присыпала сверху будильник, будто он тут стоит много лет. «Даже если найдут – отбрешусь. Скажу, может, занес кто отцу в давние времена». И успокоилась.
Через много месяцев, когда вернулось письмо из Алдана как невостребованное, она коротко погоревала, успокаивая себя привычным, что Бог, ни делает, то к лучшему. Взялась собирать сыну посылку. Он просил прислать альбом для дембельских фотографий, две пары носков и конфет «побольше», чтобы одарить друзей и сержантов. И даже не поинтересовался в письме, а как твое самочувствие, мама?
Глава 2. Анапа
Ранней весной скромно по-семейному отпраздновали юбилей Аркадия Цукана, что он сам воспринимал с шутливым недоумением. Иван удивил всех и в том числе соседей в прибрежной полосе Анапы, мощным китайским фейерверком, привезенным из Хабаровска.
– Прямо как на Красной площади! – ахала пожилая женщина, гулявшая вдоль моря.
– А если на мой дом упадет? – взялся укорять старичок-бодрячок, выскочивший в сатиновых трусах из соседнего дома.
– Не боись, мы тебе тогда новый построим.
От выпитого вина, красивых шутих, расцветивших вечернее небо, шума прибоя с легким накатом волн, Ивану хотелось орать и дурачиться. Чтобы сбить суматошный выплеск адреналина, он прыгнул в холодную апрельскую воду, побарахтался пару минут и с рыком звериным помчался к домику, где, как встарь, на веранде стоял самовар, пусть электрический, но все же самовар.
– Во, дурачина, – шутливо укорил отец. Мария одарила улыбкой, кинула большое махровое полотенце, от чего стало ему по-настоящему уютно. Под чай, по-колымски крутой, почти дегтярный, взялся Иван рассказывать про подготовку к промывочному сезону, о разных неурядицах, которые возникали на прииске Игумен, где главной проблемой становилось дорожающее дизельное топливо и цены на технику в долларах.
Заспорили о годовом балансе, о налогах, которые съедали почти всю прибыль, не оставляя возможностей для развития. Аркадий Цукан последние годы кряхтел, но платил налоги исправно, а Иван был твердо убежден, что это приведет к разорению. Два года назад он обзавелся компьютером, а теперь и ноутбуком, и мог прокрутить на экране с диска экономическую аналитику или финансовый отчет золотодобывающих предприятий Австралии, Америки, где нет таких громадных налогов для производственных предприятий, они имеют прибыль в двадцать – тридцать процентов, а иначе им просто невыгодно работать.
– В феврале приезжал Сашка Шуляков со своими корешами на крузаке. Предлагают войти в долю по месторождению Кобервейм на Чукотке. Они через аукцион выкупили лицензию, но не хватает оборотных средств, а главное специалистов по золоту.
– Дожились. Бандиты полезли в отрасль…
– Сашка просил с тобой поговорить, чтоб ты у них консультантом поработал. Зарплата, – Иван выдержал короткую паузу, – тридцать тысяч зеленых в месяц! Я поначалу не поверил, но Сашка всучил мне долларовый аванс.
– Знаю про эту бодягу с Кобервеймом. Там много было претендентов. Сашке отец помог с лицензией. Он давно прижился в Министерстве природных ресурсов. К бандитам в пристяжные не пойду. Деньги верни.
– Отец, это же четверть лимона баксов за сезон, можно новый экскаватор купить.
– Сашка парень хороший, не спорю, но податлив на сладкое. Помяни мое слово, плохо кончит. Поэтому – верни.
– Дело не только в деньгах. Где поддержки искать? Осенью ингуши всех старателей в Ягоднинском районе подмяли, обложили оброком. Председатель артели «Заря» отказался платить золотом, у него два бульдозера сожгли, сторожа на базе покалечили. Я думаю, лучше под группировку Кнехта уйти, с ним задружить.
– Шакалы! Ладно, я в мае приеду и сразу переговорю с Ахметшаховым. Помнишь, рассказывал тебе про этого фээсбэшника. Он теперь в Магадане при большой должности. Сразу всё выясню.
На веранду заглянула Мария Осипова. Цукан предлагал ей не раз зарегистрироваться, сменить фамилию, а она отказалась, с привычными шутками-прибаутками: «Знаю я вас, казаков. Возьмешь в полон, свободы лишишь, и будешь погонять, как сидорову козу». И он отступился, удивляясь такой нелогичности. Пересказал Ивану байку, как бригадир Журавлев едва с бабенкой сошелся, она тут же задергала – пойдем в ЗАГС. Объяснял, доказывал, что две дочки взрослые и у нее сын, случись помереть ненароком, начнутся раздоры, и так его женитьбой допекла, что сбежал старатель, бросив пожитки.