Капкан из серебра с эмалью - Обухова Оксана Николаевна

Оксана Обухова

Капкан из серебра с эмалью

© Обухова О.Н., 2020

© «Центрполиграф», 2020

© Художественное оформление серии, «Центрполиграф», 2020

По просторному подъезду большого сталинского дома витал запах дорогих духов. Гущин потянул ноздрями воздух и кивнул: все верно, в точку, на место происшествия его вызвали не зря. Стас не считал себя специалистом по всяческим женским премудростям, но этот легендарный аромат он узнавал из множества других: духи «Митсуко» обожала его матушка Маргарита Павловна. В детстве Гущину даже казалось, что его школьная форма до последней нитки пропитана этим стойким горьковатым запахом. Однажды один из одноклассников нынешнего майора, помнится, съязвил: «Гуща, да от тебя разит, как от бабы!»

В связи с чем духи «Митсуко» Стас несколько возненавидел. И начал уклоняться от душистого маминого поцелуя перед отправкой в школу.

Сегодня же с «Митсуко» и вовсе получился перебор. Из раскрытой двери в квартиру потерпевшей не пахло, а разило. Сквозняк выдувал на лестничную площадку такой шлейф, словно на пороге квартиры разбили несколько флаконов.

И это было непонятно. Раньше суперосторожный убийца так себя не проявлял: аромат «Митсуко» в квартирах его жертв витал слегка-слегка, чуть начатый флакончик стоял на полочке или туалетном столике. Сейчас валялся на коврике в прихожей практически пустой.

Стас оттер плечом замершего у дверного косяка задумчивого лейтенанта. Похоже, участкового. Прошел по коридору до гостиной нехило упакованной двухкомнатной квартиры и уже там увидел лежащую на ковре молодую женщину в форме капитана юстиции. Мертвую. Всерьез избитую. На шее покойницы остались синие отметины, не оставлявшие сомнений, что молодую следачку после избиений задушили.

Гущин трагически поморщился. Пару лет назад он сталкивался по служебной надобности с капитаном Зотовой – Ирочка показалась ему зубастой карьеристкой, но тогда Стас сделал скидку хорошенькой брюнетке: красоткам нелегко работать среди честолюбивых мужиков. Дашь слабину и навсегда останешься в разряде смазливых барышень, карабкающихся по карьерной лестнице через постели.

Майор аккуратно обошел широко разбросанные ноги Ирочки. Невольно вспомнил, как четко и победно эти ножки вышагивали по зданию суда…

Опять поморщился. Вид мертвой женщины, тем более столь молодой, красивой, и должен вызывать зубовный скрежет. А Ирочка была не просто женщиной, она была коллегой.

Стас перебросил взгляд на хмурых деловитых мужиков: криминалисты уже закончили работу и запаковывали чемоданчики с инструментарием и собранными уликами; незнакомый Стасу следователь вписывал очередную строку в протокол осмотра места происшествия, и работы ему здесь еще навалом – комната практически разгромлена. Повсюду валяются бумаги, фотографии и книги, сброшенные с полок. Пол засыпан осколками битого фарфора и хрусталя, еще недавно украшавшего элегантную витрину.

На весь этот разгром со стены глядит кривовато повисший фотопортрет хозяйки. Огромного формата, черно-белый, сделанный явно талантливым модным художником.

Под фотографией на тумбочке аквариум, и рыбки в нем, казалось, снуют испуганно, панически. На дне среди ракушек – разбухший велюровый шлепанец.

Гущин бросил взгляд в смежную спальню, – такой же бардальеро: на пушистом бежевом ковре ворох нижнего белья, одежда вместе с плечиками выброшена из платьевого шкафа.

«Ограбление? – задумчиво спросил себя майор. Оглянулся на покойницу с множественными синяками на лице и подредактировал вопрос: – Убийство, обставленное под ограбление?» В нешуточных побоях усматривался личный подтекст: попавшийся на месте преступления вор или влетевший в квартиру грабитель бьет, а не избивает – методично, с наслаждением. Тут за версту несет пустившей глубокие корни неприязнью.

Выброшенное на пол содержимое шкафов – всего лишь наспех оформленная декорация.

Гущин начал сомневаться: а по делу ли его, собственно, вызвали? Все прежние жертвы Фермера найдены в идеально убранных квартирах. Голые задушенные девушки лежали в заполненных ванных – чистенькие и отмытые. Пока с Зотовой их объединял лишь запах довольно-таки редких духов и наличие форменной одежды, во всех прочих случаях спокойно дремавшей в платяных шкафах.

– Станислав Петрович, – услышал Гущин. Обернулся и увидел в дверном проеме гостиной криминального медика Татьяну Ильину. – Спасибо, что приехал.

Половину лица миниатюрной Тани закрывала марлевая маска, в руке эксперт держала стеклянную пробирку для сбора биологического материала. Стас, дабы выразить недоумение по поводу своего присутствия, слегка присобрал подбородок и оттопырил нижнюю губу. Татьяна верно расшифровала невысказанный вопрос и предложила:

– Иди за мной. Кое-что покажу.

Майор послушно двинулся за медэкспертом на кухню. Ильину он шибко уважал за профессионализм и въедливость. Именно она сегодня позвонила Гущину и сообщила: «Похоже, Станислав Петрович, твой Фермер опять нарисовался. Приезжай. Но слишком не торопись, жертва – следователь, на чп все высшее начальство съедется. Дождись, пока горячка слегка схлынет».

Гущин выждал два часа. В нетерпении подъехал. Запах духов ему показал, что вызов не был безосновательным. Но разгром в квартире и полностью одетая избитая жертва в гостиной говорили о противоположном.

Стас задумчиво прошагал по коридору, в просторной кухне порядка тоже не увидел. Шкафчики тут, правда, никто не опустошил, банки с мукой и крупами вниз не сбросил. Но битое стекло и здесь имелось: чья-то злобная рука грохнула о плиточный пол хрустальную вазу. Поверх ее осколков лежал растоптанный букет из разноцветных роз.

– Смотри сюда. – Татьяна присела на корточки возле растерзанных цветов и аккуратно приподняла увядший лепесток. – Вот, видишь?

Майор кивнул и опустился рядом с Ильиной. Под выгнутой чашей лепестка чайной розы лежала крохотная треугольная чешуйка. Синеватая, завядшая.

– Два похожих фрагмента эксперт Коля забрал. Он заметил лепестки и принес их мне в пакетике для улик. Сказал: «Глянь, кажется, это василек». Но самого цветка здесь не было. Догоняешь?

Гущин пригляделся к раздавленным цветам и заметил среди вороха роз длинный усик злакового колоса. Вроде бы там же лежали и ошметки раздавленного зернышка, но с этим пусть эксперты разбираются. Главное Стас для себя уяснил: здесь василек и злаковые. Это работа Фермера.

Конкретно василек четыре месяца назад позволил Гущину заподозрить в нескольких убийствах серию. В начале февраля майор выехал на место преступления в пятиэтажный панельный дом неподалеку от шумного столичного рынка. К этому времени в квартире уже работала следственная бригада, но, поскольку основная деятельность сосредоточилась в совмещенном санузле, где в ванне лежала обнаженная покойница, Стас не захотел там бестолково толкаться и отправился в гостиную.

Освещенная распластанной по потолку люстрой комната с минимумом мебели говорила о хорошем вкусе хозяйки. Стиль создавала цветовая гамма: на фоне жемчужно-серых стен ярким пятном выделялся алый диван с причудливыми подушечками, полосатые шторы подобраны им в тон. На длинной черной тумбе недешевый телевизор и ваза с вызывающе дорогим букетом.

Вначале тот букет внимания майора не привлек. Гущин замер в гостиной и старался понять, почему вдруг эта комната в стильной «молодежной» гамме показалась ему знакомой. Едва ли не свойской, такой, как будто он бывал здесь прежде.

Эта странность немного озадачила майора. Но, пройдя во вторую комнату с широкой кроватью, он увидел на туалетном столике знакомый флакончик духов: ощущение дежавю, оказывается, подарил запах «Митсуко». В современной квартире сотрудницы пресс-центра МСЧ старшего лейтенанта Инны Норкиной витал старорежимный запах, отправивший тридцативосьмилетнего майора в глубокое голоногое детство.