– А я Могилевскую школу прапорщиков, (встал) – Гриневич Борис Станиславович. Протянув друг другу руки, крепко пожали, завязался разговор.
Минут через пять открылась дверь, появился стройный поручик с витым аксельбантом на плече.
– Вы Поспелов?
– Я.
– Адъютант командира полка Ляпишев Игорь Николаевич, – дернул головой. – Пройдемте со мной. А ты, – кивнул одному из подсменных солдат, захвати чемодан поручика.
– Слушаюсь, ваше благородие!
Вышли втроем из караулки, пошагали по мосту в сторону ворот. Под его аркой стоял второй пост, вытянувшийся во фрунт. За стенами оказался просторный, серого булыжника плац, на котором маршировала рота солдат, по окружности две длинных, красного кирпича казармы, а в дальнем конце трехэтажный особняк со стрельчатыми окнами и растущими перед фасадом елями.
Зашли в высокий вестибюль (там тоже сидел дежурный), Ляпишев приказал солдату поставить чемодан и ждать, а сам, вместе с прибывшим, поднялся в приемную полкового командира. Тот сидел в своем кабинете за столом под портретом Государя Императора, просматривая какие-то документы. На вид лет пятидесяти, грузный, с окладистой бородой и орденом Святой Анны 1-й степени на шее.
Пройдя несколько шагов вперед, Михаил вытянулся и щелкнул каблуками, – ваше превосходительство! Подпоручик Поспелов прибыл для прохождения дальнейшей службы!
– Садитесь, подпоручик,– милостиво кивнул полковой командир, указав рукой на один из стульев (адъютант вышел, тихо прикрыв дверь). – Значит, выбрали службу у нас? Похвально-похвально, – пророкотал густым басом. – Полк учинен самим Пером Великим и отмечен в сражениях, так что состоять в нем большая честь. Примите полуроту в первом батальоне. Засим не задерживаю, Игорь Николаевич определит вас на постой, завтра на службу.
– Разрешите идти? – встал подпоручик.
– Идите.
– Слушаюсь! – вскинул к фуражке руку, четко повернулся и вышел из кабинета.
– Куда назначены? поинтересовался адъютант.
– В первый батальон, командовать полуротой.
– Ясно, а теперь пойдемте со мной, определю вам жилье в крепости.
По дороге он рассказал, что холостые офицеры, как правило, обретаются здесь в гостинице, но могут снимать жилье в городе.
– Рекомендую здесь, условия неплохие, да и ходить, туда-сюда не придется.
Гостиница оказалась за вторым арочным переходом позади штаба, в сером флигеле с черепичной крышей, дальше виднелись еще какие-то строения. Поднявшись на крыльцо, прошли в левую часть коридора, остановились у одной из дверей. Адъютант вынул из кармана ключ, провернув в скважине, – милости прошу.
Комната была небольшая, в одно окно. С узкой, заправленной солдатским одеялом койкой, шкафом в углу, столом, двумя стульями и рукомойником за перегородкой.
– Обстановка конечно спартанская, – раздернул занавески на окне Ляпишев. – Но жить можно.
Когда передав ключ от комнаты, он ушел, Михаил, открыв чемодан, определил вещи в шкаф, туалетные принадлежности на полку и проверил белье на койке-оно было свежее. Затем вышел в коридор, где встретил смуглого офицера, чем-то похожего на Пушкина.
– О! Да вы никак новый жилец, – округлил тот глаза. – Прапорщик Вербицкий. Познакомились ближе. Узнав, что Михаил прибыл из училища и назначен в первый батальон, весело рассмеялся, – так и я в нем, утром вернулся из отпуска. Как вам наша твердыня?
– Пока не ознакомился.
– Могу выступить гидом.
– С удовольствием, только запру комнату.
Когда оба вышли из гостиницы Вербицкий сопроводил Поспелова к центру крепости, где на зеленой лужайке высился собор. Построен он был в византийском стиле с боковыми нефами, большой абсидой* и величественным куполом, венчаемым георгиевским крестом.
– Оттуда наилучший обзор, – пояснил спутник, – иначе придется ходить до вечера.
Сняв фуражки, вошли в пустой гулкий зал, изукрашенный богатой росписью, где теплились свечи, а со стен смотрели лики угодников, перекрестились, по узкой лестнице поднялись на колокольню, откуда открывался чудесный вид. Широкий Буг, с поросшими лесом берегами, расцвеченными первыми красками осени, а в небе с неярким солнцем, журавлиный клин.
– Ну что же, приступим, – сказал Вербицкий. – Итак, наша крепость состоит из цитадели, где мы собственно находимся и трех защитных укреплений, протяженностью в шесть километров. Стены цитадели двухметровой толщины, в ней пятьсот казематов, рассчитанных на двенадцать тысяч человек. Центральное укрепление находится на острове, образованном Бугом и двумя рукавами его притока Мухавца, – показал пальцем.
– С этим островом (продолжил) подъёмными мостами связаны три искусственных острова, образованные Мухавцом и рвами. На них находятся укрепления: Северное – с четырьмя куртинами и вынесенными равелинами; Западное – с вынесенными люнетами и Южное, с аналогичными. Кроме того, как видите, фортеция обнесена десятиметровым земляным валом с встроенными казематами.
– Получается, кроме нашего полка здесь имеются и другие? – внимательно выслушал Поспелов.
– Да, еще четыре. В случае мобилизации они разворачиваются в пехотную дивизию.
В это времени со стороны штаба мелодично просигналил рожок.
У папеньки, у маменьки
Просил солдат говядинки.
Дай, дай, дай.
в унисон пропел Вербицкий и молодые офицеры рассмеялись.
– Ну что?– сказал он, – пора подкрепиться – Кормимся мы в офицерском Собрании*, но можно брать обеды домой. Кстати, когда будете присматривать денщика, рекомендую хохла. Они домовитые.
– Учту,– ответил Поспелов, и оба начали спускаться.
Со следующего утра началась служба. Батальонный командир, подполковник Николаев представил новичка офицерам, и тот принял полуроту. В ней было два взвода по сорок человек во главе с унтер-офицерами и отделенными.
Начались строевые занятия на плацу: отрабатывали строевой шаг, повороты на месте и в движении. Фельдфебель его подразделения Галич зычно отдавал команды, подпоручик шел рядом, не вмешиваясь.
Спустя два часа, после короткого перерыва, перешли к гимнастике. Выполняли упражнения на брусьях, подтягивались на перекладине и лазали по канату. У одних получалось лучше, у других не вполне.
– Всем смотреть, как надо! – расстегнул подпоручик портупею с шашкой, передал ее Галичу и шагнул к брусьям. Встав меж них, подпрыгнул, уцепив ладонями, сделав широкий мах, выполнил стойку на предплечьях и соскок. Перешел к перекладине, подтянувшись два десятка раз и в завершении расставив ноги, поднялся на руках вверх по канату.
– Уразумели сучьи дети? – пророкотал Галич, возвращая офицеру шашку.
– Оставить фельдфебель! Не сметь оскорблять.
– Виноват, ваше благородие,– побагровел тот щеками.
После обеда занятия продолжились в казарме, где изучали устав. Рядовые сидели группами на скамейках, перед ними взводные.
– Что есть часовой? Маркин, отвечай,– ткнул пальцем старший унтер-офицер Духно в ближнего.
– Часовой есть лицо неприкосновенное (вскакивает).
– Почему?
– До него нихто не может прикоснуться.
Конец ознакомительного фрагмента.