— И фирму «Жуй-да-плюй» не устроит. А главное, покупатель не клюнет. Нет, не пойдет.
В разговор вступили пневматические дрели и в течение следующих сорока пяти секунд не давали никому сказать ни слова.
— Совершенно с вами согласен, Д.Д., — объявил Филип Спенсер-Смит, когда дрели наконец смолкли.
— Да, покупатель не клюнет, но наш клиент… Я не уверена, Д.Д., — возразила Энн Датон-Свифт.
— Зато я уверен, — сказал Диммок. — Говорю вам — не пойдет. Для «Жуй-да-плюй» ни к черту. Что у нас дальше?
— «Чулок прекрасной дамы», — сказала Энн. — Потрясающая тема. Можно сделать шикарный бизнес. Нужна броская реклама на обложку! Романтическая атмосфера. Работает Сэм Пенти.
Диммок проговорил в микрофон селектора:
— Пегги, попросите мистера Пенти принести то, что он сделал для «Прекрасной дамы». Только живо!
— Если хотите знать мое мнение, Д.Д. … — сказала Энн, но тут снова завели речь пневматические дрели. Диммок проглотил две таблетки. Видимо, Энн не переставала говорить, потому что, когда дрели замолкли, она спросила: — Разве я не права?
— Ничего не могу сказать, — проворчал Диммок. — Не слышал ни слова из-за этих вонючих тарахтелок. — Он бросил взгляд на микрофон. — Пегги, отправьте еще один протест по поводу этих дрелей. — Он снова положил в рот таблетку и запил водой.
Вошел Сэм Пенти с папкой в руке и изогнутой вишневой трубкой в зубах. Это был широколицый коренастый мужчина за тридцать в желтом джемпере и забрызганных краской вельветовых брюках.
— Привет, Д.Д.! Энн, Фил, привет. Хороший денек.
— Не заметил, Сэм, — ответил Диммок. — Забот полон рот.
— А вот у меня одна забота, — сказал Сэм, — одно из головы не идет — что сегодня тридцать первое июня.
Диммок уставился на него.
— Тридцать первое июня?
Мисс Датон-Свифт издала мелодичный смешок.
— Не болтай глупостей, Сэмми. Тридцать первого июня не бывает.
Сэм был невозмутим.
— Да, все так говорят. Но я проснулся с ощущением, что сегодня тридцать первое июня, и никак не могу от этого отделаться.
— Сэм, я вам скажу одну вещь, — проговорил Диммок, все еще не спуская с него глаз. — Вы мне нравитесь, хотя по идее и не должны бы.
— Присоединяюсь, Д.Д., — подхватил Филип Спенсер-Смит.
— Зачем вы служите у нас? — продолжал Диммок. — Сколько раз ни спрашивал себя, не могу понять.
Сэм задумался.
— Потому что я плохой художник. Не по вашей мерке, а по моей. Вот я и служу у Уоллеби, Диммока, Пейли и Тукса… и зарабатываю себе на хлеб. Кстати, что это за Тукс, черт бы его побрал? Может, вы, Уоллеби и Пейли, выдумали его?
— Тукс — это наш финансовый бог, — ответил Диммок.
— Парень первый сорт, — сказал Филип.
— Писаный красавец, — сказала Энн.
— Верно, — подтвердил Диммок. — И — только строго между нами! — смрадный человечек. Эх, не надо бы мне этого говорить!
— Нет, почему же, — возразил Сэм, открывая папку. — Ведь сегодня тридцать первое июня. Ну, так вот. — Он вынул сверкающий яркими красками рисунок и поставил на стул. Это был портрет принцессы Мелисенты Перадорской, и, надо сказать прямо, портрет отличный. — Вот что я сделал для «Прекрасной дамы» — до двух ночи провозился.