И когда люди друг за другом выбрались на причал, то. встретили великую личность — окутанную смазкой, затянутую в металл, отполированную душу столицы, и безмолвный обвал не видимых никому искр пробудил эту душу ото сна.
Вес людей пристань восприняла с упоением. Они словно бы вступили на чувствительнейшие весы. Причал опустился на миллионную долю дюйма.
И Город, исполинская спящая красавица, порождение кошмара, ощутил прикосновение, поцелуи судьбы — и проснулся.
Грянул гром.
Стену высотой сто футов прорезали врата шириною семьдесят футов, и теперь врата, обе их половинки, с грохотом откатились и скрылись в стене.
Эронсон шагнул вперед.
Уайлдер сделал движение, чтобы остановить его, Эронсон вздохнул.
— Пожалуйста, капитан, без советов. И без предупреждений. И без патрулей, посланных в разведку с задачей обезвредить злоумышленников. Город хочет, чтобы мы вошли. Он приглашает нас. Уж не воображаете ли вы, что там осталось хоть что-нибудь живое? Это город-робот. И не смотрите на меня так, будто там приготовлена мина замедленного действия. Сколько лет он не видел ни игр, ни развлечений? Двадцать веков? Вы читаете марсианские иероглифы?. Вон тот угловой камень. Город построен по меньшей мере тысячу девятьсот лет назад!..
— И покинут, — сказал Уайлдер.
— Вы говорите таким тоном, словно их поразила чума.
— Нет, не чума. — Уайлдер беспокойно отпрянул, почувствовав, как чаша гигантских весов слегка подалась под ногами. — Что-то другое. Совсем, совсем другое…
— Ну так давайте узнаем что. Пошли!..
Поодиночке и парами люди с Земли перешагнули порог.
Последним его перешагнул Уайлдер.
И Город окончательно ожил.
Металлические крыши широко раскрылись, как лепестки цветов.
Окна широко распахнулись, как веки огромных глаз, жаждущих оглядеть их пристально сверху вниз.
Реки тротуаров мягко журчали и плескались у ног, механические ручьи потекли, поблескивая, через Город.
Эронсон радостно взирал на металлические стремнины.
— Вот и замечательно, гора с плеч. Я-то собирался устроить для вас пикник. А теперь пусть обо всем — позаботится Город. Встретимся здесь же через два часа и сравним впечатления. В путь!..
С этими словами он вскочил на бегущую серебряную дорожку, и та быстро понесла его прочь.
Обеспокоенный Уайлдер двинулся было за ним. Но Эронсон весело крикнул:
— Входите, не бойтесь, вода чудесная!..
И металлическая река унесла его. На прощанье он помахал им.
Один за другим они шагнули на движущийся тротуар, и тот подхватил их своим течением. Паркхилл, охотник, поэт и жена поэта, актер и, наконец, красивая женщина и ее служанка. Они плыли, как статуи, загадочным образом выросшие из струящейся лавы, и лава несла их куда-то — или никуда — об этом они могли только гадать…
Уайлдер прыгнул. Река мягко прильнула к его подошвам. Следуя ее руслу, он несся по плесам проспектов, по излучинам, огибающим парки, сквозь фиорды зданий.
А за ними остались опустевшая пристань и покинутые врата. Ничто не указывало на то, что они проходили здесь. Как если бы их никогда и не было.
Бьюмонт, актер, сошел с самоходной дорожки первым. Одно из зданий приковало к себе его внимание. И не успел он сообразить, в чем дело, как уже соскочил и стал приближаться к этому зданию, втягивая ноздрями воздух.
И улыбнулся.
Теперь он понял, что за здание перед ним, понял по запаху.
— Мазь для чистки бронзы. А это, видит бог, может означать одно-единственное…
Театр.
Бронзовые двери, бронзовые перила, бронзовые кольца на бархатных занавесах.
Он открыл эти двери и вошел. Еще раз принюхался и громко расхохотался. Точно. Без вывески, без огней. Один только запах, особая химия металла и пыли, бумажной пыли от миллионов оторванных билетов.
Но главное… он прислушался. Тишина.