– Возьмите, спасибо, – вернул он телефон, предварительно списав номер с экрана.
– А? Да… – девушка испуганно посмотрела на него, поморгала, сдерживая слезы, и тяжело вздохнула.
– Наверное, вам лучше все рассказать, Лизавета Александровна, – произнес Беркутов с сочувствием, прикидывая, насколько дорог той парень, которого, он не сомневался, она зачислила в убийцы немецкой старушки.
– Он не мог! – голос сорвался, выдавая волнение, и девушка вновь подошла к тумбочке. – Вот здесь вчера лежал Шуркин учебник немецкого, он забыл его. А сейчас его нет.
– То есть Огорелов, по вашему мнению, был в квартире до вас.
– Да. Или поздно вечером после восьми, или рано утром. Но убить он не мог!
– Почему? – спокойно спросил Беркутов, в общем-то, веря ей.
– Потому что Шурка – ботаник, трус и… он комаров не убивает, а смахивает рукой! – она в отчаянии посмотрела на Беркутова влажным взглядом и вновь часто-часто заморгала.
– Лизавета Александровна, присядьте, – он указал на кровать, а сам опустился на стул возле секретера. Девушка вызывала в нем искреннюю симпатию, чем-то напоминала его приемную дочь Маринку[3], по которой скучал отчаянно – та уехала за мужем к месту его службы в небольшой гарнизон под Питером.
– Хорошо. Я вам все расскажу, – решилась девушка, а он облегченно вздохнул. – Шурку к фрау Марте привела я. Решила, пусть попрактикуется в разговорном немецком, да и мне легче будет общаться. Он пробыл с ней вчера практически весь день, они гуляли по набережной, даже на такси съездили к драмтеатру и на площадь. Вернулись к ужину довольные оба. Фрау Марта заранее попросила приготовить ужин на троих. Я сделала салат и запекла курицу, нарезала сыр и чиабатту. Фрау Марта много рассказывала о своем поместье где-то в округе Дармштадт, как перевел Шура, о розах в саду, ландшафте, обстановке в доме. Когда я спросила о родственниках, ответила, что это – отдельная история, и сегодня она не готова ее поведать. Показала нам тот медальон с портретом, хотела надеть на шею, повозилась с замком цепочки, что-то у нее не застегнулось, затем отнесла его в спальню. Я сидела лицом к двери и видела, как она положила его в эту шкатулку.
– Почему вы не упомянули об Огорелове, когда рассказывали мне о медальоне раньше, Лизавета Александровна?
– Не знаю! Можете не верить, но мне показалось, что так… проще, что ли – не впутывать Шурку пока. Тогда я еще не поняла, что он был здесь без меня…
– После ужина вы ушли с ним вместе?
– Да. Пешком пошли домой, два квартала вверх по Базарной. И уже у подъезда он вспомнил, что учебник оставил у фрау Марты в спальне на тумбочке. Но не собирался за ним возвращаться!
– Где Огорелов сейчас, как думаете?
– Должен спать! Точно знаю, ему к третьей паре сегодня, а поспать он любит. Может быть, поэтому трубку не берет? – Лиза с надеждой посмотрела на Беркутова.
– Скоро мы все узнаем, – заверил ее Беркутов, подавая планшет с листами протокола опроса. – Распишитесь, Лизавета Александровна. Сначала: «С моих слов записано верно…», число и далее подпись на каждом листе.
«Арест парня – дело нескольких минут, если он, конечно, дома и спит. Хотелось бы верить, что не сбежал по дурости», – виновность Огорелова казалась сомнительной, слишком было бы глупо так подставляться, забирая учебник.
– Да, слушаю, – Беркутов ответил на входящий вызов. – Понял. Оставайтесь там. Лизавета Александровна, еще пара вопросов.
– Да? – Лиза вскочила с кровати, машинально поправив за собой покрывало.
– Куда, кроме университета, мог поехать Огорелов? Знаете его друзей, подруг, сокурсников? Тех, кому он мог бы довериться.
– Он что, сбежал?! Ой, дурак… Куда? Да, не к кому ему податься, кроме меня! Я же говорю – ботаник! Или в компе сидит сутками, или спит. Ну, еще на лекции ходит.
– Что тут случилось?! Лиза?! – в комнату быстро вошла моложавая женщина в сопровождении участкового полицейского, и у Беркутова на миг перехватило дыхание.
– Мамочка! – Лиза бросилась ей на шею и расплакалась.
– Беркутов? Ты как здесь оказался? – она неприязненно смотрела на него поверх плеча дочери, хмурясь все больше.
– Здравствуй, Алена, – Беркутов взял себя в руки. – Исключительно по службе.
– Понятно. А я – куратор договора с хозяином, работаю в агентстве «Ситиленд». Что здесь произошло?
Беркутов перевел взгляд на удивленную Лизу, внимательно вгляделся в ее лицо и все понял. Понял, почему она показалась ему смутно знакомой, даже ужаснулся, что не узнал сразу, не догадался, не почувствовал. Радость, страх, недоумение, обида сменяли друг друга, пока он рассматривал девушку, уже подозрительно косившуюся поочередно то на него, то на мать…
– Твоя дочь обнаружила тело вашей гостьи, – коротко ответил Беркутов.
– Вот как! Ее убили? И кто это сделал? Надеюсь, ты не подозреваешь Лизу? – она вновь обняла ее за плечи.
– Господин следователь считает, что убийца – Шурка, – тихо сказала Лиза, отводя от Беркутова взгляд.
– Кто? Шурик?! Кто угодно, но не он!
– Когда вы, Алена Юрьевна, видели его в последний раз? – перешел на официальный тон Беркутов.
– Рано утром, в семь. Он вышел из подъезда прямо передо мной, я окликнула его, но он не услышал.
– Куда он направился?
– К арке на въезде во двор. Я завела машину, созвонилась с клиентом, что выезжаю по адресу. Он в это время вышел на улицу. Когда двигалась по Вознесенской, Шурку не видела. Хотела предложить подвезти его к университету, мне как раз в ту сторону. Но он, видимо, повернул из арки налево и уже завернул за угол.
– Почему вы решили, что он поедет на учебу?
– А куда еще? В руках у него был рюкзак…
– Ему только к третьей паре сегодня, мам… Да и к первой в семь утра рано!
– Да? – она пожала плечами. – Ну, не знаю. Какие основания имеются, чтобы обвинять парня в убийстве?
– Алена Юрьевна, мне необходимо задать вам несколько вопросов, – не отвечая ей, Беркутов указал на кровать, где недавно сидела ее дочь. – Лизавета Александровна, выпишите мне из вашего телефона все контакты, общие с Огореловым. Есть же у вас друзья, одноклассники?
– Хорошо, – девушка вышла, плотно прикрыв за собой дверь.
Беркутов решил, что не та здесь обстановка, чтобы говорить о главном. Сейчас он опросит Алену по делу официально и без эмоций. Хотя они, эмоции, так и рвутся наружу, чтобы обвинять и упрекать. Или… каяться? Он не сдержался и дотронулся до руки отвернувшейся к окну женщины. Та дернулась, бросив на него злой взгляд.
– Беркутов, оставь эту… фамильярность. Несколько неуместно, не находишь? Задавай свои вопросы, у меня сегодня еще масса дел. Понимаю, что не отделаюсь от тебя, пока не поговорим. Ладно, предлагаю встретиться часов в пять на нейтральной территории. Например, в кофейне на углу Панской.
Он лишь согласно кивнул. Эту страницу прошлого пора было дописать. Закрыть решением еще одной загадки, вспоминаемой хотя и редко, но с болью и недоумением. Ему очень хотелось знать, просить ли прощения или прощать самому, до того нелепо оборвались отношения с Аленой чуть больше двадцати лет назад…
Глава 3
Любопытство не давало Лизе сосредоточиться на подготовке к коллоквиуму. Две более важные темы, чем какие-то там вопросы по римскому праву, тревожили и заставляли нервно подскакивать к окну – не въезжает ли в арку мамина «реношка», либо выходить в коридор – вдруг да хлопнет дверь в квартиру непутевого друга.
Выглядывала в окно она каждые две-три минуты: с такой частотой доносился с улицы хлюпающий звук от колес машин, проезжающих по апрельским лужам. И одновременно пыталась сообразить, куда мог деться Шурка. Ее сосед, друг, почти брат, подопечный. Волшебно преображаясь в делового современного юношу, когда в этом возникала необходимость, в быту Шурка не мог почистить картошку, сварить макароны или сосиски, чем бесил ее, Лизу, чрезвычайно. Она пыталась обучить его элементарной готовке, потому как не всегда могла кормить верзилу, просыпаясь раньше его и уезжая на лекции в университет. Ключ от его квартиры лежал в комоде на самом видном месте, в легкой доступности.