Пережив этот удар, Иван на утро решил сам стать врачом, и последние школьные годы посвятил подготовке в медицинский институт. Почему врачом? Он не смог бы ответить в тот момент. Видимо сработало внутреннее упрямство. Желание разобраться в ошибке своего тела и исправить ее. А для этого надо было стать медиком. Теперь он понимал, что с его сердцем и почему ему противопоказаны запредельные нагрузки.
При всем упорстве в учебе и общественной работе, золотой медали в школе он не заслужил, но аттестат со средним баллом четыре девяносто и почетная грамота – это тоже немало.
Иван уверенно пошел на экзамены в самый престижный Первый мед, который к тому году уже стал академией, но получил два трояка – на сочинении и на биологии. В сочинении оказались: одна пропущенная буква, две лишние запятые и не хватило одного тире. Иван отчитал себя за торопливость. А вот на биологии его валили вполне намеренно и даже с каким-то неприкрытым садизмом. Экзаменатор язвила насчет фамилии Ивана, и, возвращая ему экзаменационный лист с трояком, процедила сквозь зубы: «Надеюсь, что после армии вы, Тупицын, сможете поступить в институт без конкурса». Через ее сжатые зубы фамилия Ивана прозвучала как «Тупица».
Иван, привык к тому, что взрослые люди, окружавшие его до сих пор, в общем, были добрые и отзывчивые. Некоторые даже жалели из-за фамилии. Но сейчас он впервые столкнулся с неприкрытой злобой в лице этой экзаменаторши. Что он ей плохого сделал? Ответ он нашел потом, обсуждая ситуацию с отцом.
В стране полным ходом шла «перестройка», развивался частный кооперативный бизнес и люди как-то быстро стали изменяться и совсем не в лучшую сторону. В них пропали дружелюбие и отзывчивость, но сильнее начали проявляться равнодушие, враждебность и даже жестокость. Жажда наживы вошла в спектр оправдывающих мотиваций. Не для следствия и суда, а для других людей. И то, что раньше казалось диким и невозможным, теперь стало понятным. Милосердие и благородство, умение прощать стали расцениваться как глупость и слабость.
Но Иван не мог допустить и мысли, что злая тетка, зарубившая его на биологии, просто ждала конверт с деньгами. Сколько? Да хоть сколько-нибудь.
Взяв в руки экзаменационный лист с непроходными баллами, Иван не заплакал. Курить он не умел. Пить считал проявлением душевной слабости, недостойной комсомольца, для которого всегда примерами были Олег Кошевой и Николай Островский.
Он обзвонил все медицинские институты Москвы, оказалось, что его баллов хватало для поступления только на вечернее лечебное отделение в Стоматологический институт имени Семашко. Но для этого надо еще иметь трудовой стаж не меньше года и образование медбрата или фельдшера.
Успокоившись, он поехал в медучилище, где готовят фельдшеров для «Скорой помощи» и отдал свой экзаменационный лист туда.
В медучилище, которое стало почему-то называться на американский манер «медицинский колледж», приняли его с распростертыми объятиями. Зав учебной частью потряс Ивана за плечи и радостно объявил:
– Парень! Ты не представляешь, как тебе тут будет хорошо! Мой совет: годик отучишься, заберешь документы и попробуешь снова поступить в институт. Две попытки у тебя будут. А если опять завалят, вернешься и закончишь училище. С дипломом поступишь на вечернее отделение. Как бы дальше ни пошло, а профессия уже будет!
Иван принял этот совет как команду к действию и жизненный план на ближайшие годы.
Но, все оказалось сложнее, чем ему представлялось.
После второй попытки сдать экзамен уже во второй мед, когда он опять «споткнулся» о биологию, а для поступления на этот раз не хватило всего полбалла, отец предложил съездить к ректору и попросить принять на первый курс института сверх набора до первой сессии. Иван знал, что так можно. Обычно берут человек пять на курс, кто не добрал один балл или меньше, но ему гордость не позволила. Чтобы за него просил отец!? Нет, Иван не мог пойти на то, чтобы за него, как за школяра просили. Он взрослый и самостоятельный мужчина. Иван поехал сам, но ректор развел руками – нет мест. Что же, он будет доучиваться в медучилище и таким способом получит законную отсрочку от призыва в армию, и после третьего курса воспользуется еще раз возможностью поступить в институт.
После второго курса у Ивана началась практика в хирургическом отделении. Он настроился мыть палаты и перестилать кровати целый месяц, чтобы как-то отвлечься от неудачи с поступлением. Однако, работать санитаром ему пришлось всего два дня.
Дело в том, что хирург Бельченко, ставший заведующим хирургией, Ивана приметил и потребовал, чтобы тот отставил швабру, переоделся, намылся и встал к столу помогать ему при операции.
Для Ивана это был ужас и кайф одновременно. Отказаться он не мог по двум причинам: Бельченко не предлагал и не просил, а приказывал. Спорить с ним оказалось совершенно бесполезно. А еще и потому, что Ивану было страшно интересно. То есть, и страшно и интересно!
Бородатый хирург буквально, как котенка за шкирку, взял Ивана и поставил напротив себя – ассистировать. Он жутко матерился во время операции и лупил инструментом по пальцам, приговаривая:
– Не мацай! Держи так! Не рви! Не тяни! Здесь держи! – и все это сопровождалось смачными эпитетами в адрес «ассистента».
Оперировал Бельченко широко, то есть распахивал животы и приговаривал:
– Чем больше хирург, тем больше рана! Не люблю работать вслепую!
Бельченко грозно смотрел поверх маски на всех зрителей – студентов и обзывал девчонок курицами и мокрохвостками. Иван, держал крючки, раздвигая края раны, старался запоминать, все, что делает и объясняет хирург, и не понимал этого слова «мокрохвостки». Несмотря на ругань во время операции, Бельченко весьма одобрительно оценил помощь «ассистента», а уводя Ивана после операции в ординаторскую, пояснил свое отношение к женщинам:
– Запомни, Ваня, ссыкухи они… страх раньше их родился. Могут только стоять, смотреть и морщиться. А больной, он как зверь, он страх чует. Боишься его – хрен он тебе будет доверять, слушаться и выполнять твои назначения. В медицине нужен кураж! А у девок какой кураж? Они паникерши по сути своей. Делать бабам в медицине нечего. То у них месячные, то дети, то еще какая-то ерунда… нет, с ними дела не сладишь. Пусть вон, тряпки выжимают да говно выносят. Вся их работа! А принимать серьезные решения и людей спасать могут только настоящие мужчины!
Ивану Бельченко нравился смелостью, и не нравился именно бешеным напором и безапелляционностью. И хирург, видимо, это понял, потому что однажды доверительно сообщил:
– Хороший ты парень, Ванька. Умеешь слушать. Это важно. На это сейчас немногие способны. А еще, ты – молодец. Хоть и салага, но стерженек в тебе есть. Вижу, что в хирурги ты не стремишься. Ну, и хрен с тобой. Важно, что ты не зассал, когда я тебя в операционную потащил. Значит, у тебя кураж есть и от работы не бегаешь. Это хорошо. Из чего я делаю вывод: на тебя можно положиться в любой ситуации. Очень хорошее качество. А еще повторю, ты умеешь слушать – это редкий дар. Ванька, раз уж дал Бог такой талант, то тебе прямая дорога в психиатры! – Бельченко помолчал, видимо, что-то припоминая и спросил: – Знаешь классификацию врачей?
Иван помотал головой.
– Предупреждаю, это шутка. Хирурги – ничего не знают, но все могут. Терапевты все знают, но ничего не могут, а психиатры – ничего не знают и ничего не могут! – перечислил Бельченко и рассмеялся.
Иван для приличия улыбнулся. Он не понял смысла этих метафор и аллегорий, но, чтобы поддерживать беседу, на шутку надо реагировать, так, чтобы собеседник эту реакцию видел, тогда у него будет стимул продолжать разговор.
Разговор этот состоялся однажды вечером в ординаторской. Медсестры уже предупредили Ивана, что у Бельченко «синдром отца». Отца, у которого три дочки, который мечтал о сыне и ждал его рождения, но не случилось. Так теперь он на студентах душу отводит. Найдет сообразительного парня и давай его дрессировать на хирурга. К столу ставит, а в свободное время заставляет узлы из шелка вязать, и говорит, говорит, объясняет… учит.